Книга Тощие ножки и не только - Том Роббинс

– Пэтси, ты все неверно понимаешь. Иезавель была пророчицей Ваала. Она была фанатичной язычницей, была мерзкой идолопоклонницей, стремившейся отвлечь израильтян от поклонения Яхве. Целых двадцать семь лет эта женщина использовала свою царскую власть для того, чтобы ниспровергнуть Яхве и заменить его идолами ее родной Финикии.

– А что все это время делал царь?

– Ахав находился под сильным влиянием Иезавели, исполнял все ее капризы. Старая, как мир, история. Сильная женщина заставляет слабого мужчину совершать преступления, которые он по собственной воле никогда бы не совершил.

– Да ну?

– Она хотела превратить Израиль в страну, почитающую Ваала. Я говорю о золотом тельце. Знаешь, о чем я говорю? Я говорю о святилищах в лесах! Я говорю о наготе и оргиях, о человеческих жертвоприношениях! О младенцах, сотнями приносимых в жертву глупому, мерзкому животному! Об убиенных младенцах, разрубленных на куски на окровавленном алтаре в свете луны…

– Ужас какой! – При мысли о свиных отбивных к горлу Пэтси подступила тошнота. – Только прошу тебя, не надо про мертвых младенцев! Не порти аппетит!

– О, мы услышим еще о множестве неприятных вещей, говоря об Иезавели! Ее ложь привела к печальному концу их невинного соседа – только для того, чтобы Ахав смог заполучить его виноградники!

– Значит, маленькая помощница своего муженька зашла слишком далеко, так? А теперь скажи мне, Бад, при чем тут ее макияж?

– Макияж?

– Косметика, которой пользуются женщины. Неужели ее помнят только за это?

– Пэтси, ты когда-нибудь видела зад бабуина?

– Мне показалось, что мы договорились не портить друг другу ужин.

– У бабуина зад краснее, чем твой передник. Иногда на нем выступают пятна голубого и желтого цвета. Зачем, по-твоему, бабуину красный зад? Чтобы привлекать к себе внимание других бабуинов, самок. Зачем Иезавель раскрашивала себе веки и щеки? Готов утверждать, что ты прекрасно знаешь зачем. – Бадди на секунду замолчал, видимо, возвращая свой саксофон в футляр.

– Все понятно, можешь не продолжать. И вообще пора звать Верлина. Сегодня понедельник, и по телевизору будет футбол. Он наверняка захочет поскорее поесть и слинять к ящику.

Через пару дней Пэтси позвонила дочери в Сиэтл и добросовестно, насколько это было возможно, перечислила все прегрешения Иезавели.

– Я польщена, – сказала Эллен Черри. – Приятно было узнать, что меня сравнили с языческой инструкторшей по вопросам прелюбодеяний, растлительницей мужа и задницей бабуина одновременно.

Пэтси, которая намеренно опустила в своем сообщении расчлененных младенцев, предупредила дочь:

– Тебе придется принять то, что проповедует Бадди, но, так сказать, с крупицей соли. Спору нет, он – божий человек; однако старина Бадди до известной степени… э-э… тщеславен.

– Мам, ты говоришь это так, как будто у него заразная болезнь.

– Видишь ли, мне кажется, что по сравнению со СПИДом тщеславие не такая уж страшная вещь. Однако намного хуже, чем корь.

* * *

Они катили на хорошей скорости. Вот уже и жутким скальным развалинам можно сказать «прощай». Но Бумеру почему-то было грустно их покидать. Он любовался, как паладины из пемзы словно вознамерились по-настоящему встать на ноги, выпрямиться, повернуться лицом к своим богам и устремиться прочь с этой грязной планеты в мир, более достойный их молчания. Обернись на них, стойких и кряжистых. Среди них ни одного хлюпика, ни одной кисейной барышни. Нет, эти скалы не художники. Они скорее простые работяги, героические сварщики, которым ничего не стоит починить дверные петли ада, и все же при необходимости – если об этом просят возлюбленные – они в два счета превратят микроавтобус в исполинскую индейку на колесах, обжаренную до румяной корочки в солнечных лучах.

Однако постепенно скальных образований навстречу попадалось все меньше. Поверхность земли все реже вздыбливалась, зато все чаще изгибалась округлыми склонами предгорий. Дорога вела в сторону Скалистых гор. Здесь местность становилась менее засушливой и однообразной. Шоссе проходило параллельно какой-то речушке, впадавшей скорее всего в Грин-ривер. Склоны невысоких холмов поросли можжевельником, а на берегу речки виднелись только что давшие почки осины. Они ужасно походили на индейских скво, спустившихся к воде на постирушки.

Никаких населенных пунктов на пути путешественников не попадалось; впрочем, таковых не значилось и на карте. Однако на первом же повороте – а вы как Мотели! – словно из-под земли вырос огромный шит с цитатой на архаичном английском, апокалиптически вещавший устами давно умершего ближневосточного пророка. Увиденное заставило Эллен Черри вздрогнуть, а несколько секунд спустя и вообще впасть в исступление.

– Тому, кто уродует этими жуткими щитами такой красивый ландшафт, – сказала она себе, – ничего не стоит испортить воздух в телефонной будке, взорвать динамитом кормушку для птицы-пересмешника, использовать Мону Лизу как мишень для игры в дартс, при помощи экспонометра японского производства сжечь дирижабль «Гинденбург» или назвать первенца Ричардом Милхаусом Никсоном.

Они с Бумером катили в своей индейке дальше, а им навстречу набегали все новые и новые холмы. Придорожное пророчество оказалось бессильно заставить его сбавить скорость и убрать руку с бедра Эллен Чарри. Вдруг ее лицо просветлело.

– Бумер, ты понимаешь, что нам с тобой больше нельзя прелюбодействовать?

– Нельзя?! – недоуменно посмотрел на нее Рэндольф Петуэй-третий.

– Нет, ты меня неправильно понял. Мы с тобой теперь муж и жена. В словаре говорится, что прелюбодеяние – это половой акт между людьми, не состоящими в браке. Отныне мы должны называть это как-нибудь по-другому.

– А разве мы с тобой когда-нибудь называли это прелюбодеянием? Слово-то какое дурацкое: прелюбодеяние. Это скорее то, чем занимаются адвокаты. Те, что работают на государство.

– Так что мы с тобой, дорогой, прелюбодействовали в последний раз, – сказала Эллен Черри и накрыла своей маленькой ладошкой его огромную лапищу. – Так чем же мы с тобой будем заниматься теперь?

– Да тем же самым, только называть будем словом поприятнее. – Бумер попытался вспомнить, произносил ли кто-нибудь из героев шпионских романов слово «прелюбодеяние». Джеймс Бонд точно не произносил.

– Как же нам это теперь называть? Чем же приятным мы будем отныне заниматься?

– Я еще не придумал.

– Что ж, тогда подумай. Как тебе хотелось бы называть это?

– Не хочу никак называть. Пока. Уж лучше сразу заняться, без всяких названий. Прямо сейчас.

Поддразнивая мужа, Эллен Черри сама возбудилась. Пока она целовала Бумера в правый уголок рта, тот съехал с дороги и спрятал автомобиль за последней столовой горой на пустынной равнине.

* * *

Будет ли Новый Иерусалим похож на Ричмонд, прекрасную столицу одного из красивейших штатов США? Вряд ли. Будет ли он напоминать город Вашингтон, округ Колумбия, великую столицу нашей великой нации? Тоже нет. А Лондон, Париж или даже – даже что? Какой еще город считают законодателем моды в косметическом отделе универмага? Эту, как ее… Венецию. Будет ли он похож на Венецию? Нет. Не слишком ли я злоупотребляю здесь словом «нет»? Да нет же! Все эти великие города меркнут по сравнению с Новым Иерусалимом. Даже Рим на пике своей славы покажется жалкой трущобой по сравнению с… Талахасси. Талахасси, болван!