Книга "Черный археолог" из будущего. Дикое поле - Анатолий Спесивцев

К тому же попаданец, ошарашенный и дезориентированный последними событиями, проигнорировал разорвавшуюся штанину. Совершенно напрасно он это сделал. Даже представители великих цивилизаций древности, столкнувшись с необходимостью ездить на лошадях, стали поддевать под свои хитоны и тоги варварские штаны. Потому как без них скачка верхом быстро превращается в пытку, сопряженную с существенным нанесением вреда здоровью незадачливого всадника. И ведь нельзя, в данном случае, вспоминать пословицу: «Знать бы, где упадешь – соломку б подстелил». Читал он об этом, но… не вспомнил из-за свалившихся на его бедную голову неприятностей.

Следующие несколько часов – Бог знает, сколько, на часы он не смотрел – Аркадию запомнились как один из самых страшных кошмаров в его жизни. После второго падения отдал часы, выключенные мобильники и джипиэску Ивану, для лучшей сохранности. Причем проклятая кобыла и не думала возле него оставаться при его падениях, как перед этим возле мертвого хозяина. Пару раз нога Аркадия застревала в стремени, и кобыла убедительно ему демонстрировала, что татары-то его берегли, когда таскали по степи. Но, кажется, Бог озаботился в этот день защитой жизни дурака всерьез. По крайней мере, одного конкретного. Ивану каждый раз приходилось тратить время на поимку проклятой твари. Впрочем, от его жеребца у нее было шансов убежать не намного больше, чем у Аркадия на своих двоих от нее. Удивительно, что он во время этих падений, Бог знает, скольких, ничего не сломал себе. К концу путешествия (непонятно куда) он уже с ностальгией вспоминал татарских ублюдков.

«Ну, подумаешь, убили бы. Зато быстро. И не было бы этого бесконечного мучения. Господи, Боже мой, когда же это кончится?!»

Кошмар закончился вечером, при свете заходящего за горизонт солнца. У Аркадия не было даже сил обрадоваться долгожданному сообщению.

– Приехали.

С лошади (опять пыталась укусить!) сполз на автомате. Ссыпался на землю и застыл в странной, если не сказать сильнее, позе. Ненадолго. Стертое с внутренней стороны чуть ли не до костей правое бедро[10]и начисто отбитая задница уже не ныли, а жгли, будто их кто-то припекал самым натуральным огнем. Бедра снаружи, локти, плечи, спина, затылок… также имели ушибы и ссадины, но куда менее болезненные. Весь многострадальный организм требовал заботы, лечения и покоя. Разве что ласки, особенно активной, не хотелось. С кобылой… наобщался.

«И вряд ли скоро захочется, хватит с меня езды на лошади».

Аркадий несколько раз очень осторожно сменил позу, но легче от этого не стало. Растертые и ушибленные места продолжали гореть огнем и жечь похлеще, чем от крапивы. Выть от этого не хотелось только потому, что на вытье не было сил. Да и не уважал он мужиков, склонных к жалобам. Шипел потихоньку, пытаясь найти положение, в котором бы боль была поменьше. Однако если тело – сплошной синяк и ссадина, это задача – практически неразрешимая.

Естественно, интерес к внешнему миру у Аркадия в этот момент существенно снизился. Что там делал Иван, не нагрянули ли татары, поляки, турки… пусть хоть зулусы с масаями, его не интересовало. Да хоть атака подводных лодок с воздуха, как раз место подходящее, не до них.

– Снимай штаны, посмотрим, что там у тебя! – Раздалось прямо над ухом, по традиции этого дня, неожиданно. – Не отбил ты яйца? Уж очень наклонялся в седле, нельзя так ездить.

И куда только делось безразличие? И откуда взялась энергия на подъем? Аркадий не вскочил, не способен он был сейчас на такие стремительные движения, но достаточно бодро встал и начал стаскивать с себя джинсы.

«Умеет человек найти нужные слова. Шшшш… его б… шшшш… политруком, или как там сейчас эта должность называется? Шшшш… Ууу! Чтоб… Больно как!»

Учитывая, что рана на ноге была обширной, а в придачу ее дополняло немалое число синяков и ссадин, Аркадий проявил удивительное мужество. Больно ему было действительно очень сильно. Оцените скромность и небольшое количество звуков, которые он при этом издавал. Хотя с перлами русского языка, позволяющими выразить свое неудовольствие чрезвычайно экспрессивно и точно, он был знаком хорошо.

Какая-нибудь кисейная барышня упала бы в обморок только от вида красно-синих ног Аркадия. С многочисленными потеками крови, синяками, ссадинами, кое-где очень глубокими. К счастью, девиц поблизости не наблюдалось, а и самого Аркадия, и его нового приятеля вид ран или ушибов, даже на собственном теле, давно испугать не мог.

Казак тихо, невнятно ругнулся себе под нос:

– Постой-ка. Нужно тебя полечить, чтоб нагноения в ранах не было.

Пока Иван рылся в своем вьюке, Аркадий проверил состояние всего, что прикрывали его трусы. Тьфу-тьфу, никакого существенного урона (синяк во всю задницу – не в счет) он не понес.

«Первая приятная новость за весь день! – решил несчастный, но в данный момент немного счастливый попаданец. – Эх, знать бы про перенос, антибиотиков прихватил бы. Обидно будет сдохнуть от заражения крови. Да и не только антибиотиков».

Иван тем временем достал какой-то кисет и предложил прогуляться к ручью, возле которого они остановились. Где сноровисто обмыл Аркадию ноги, не обращая внимания на его шипение. А потом втер в кожу и местами в мясо какой-то пахнущий травами порошок. Сказать, чтоб процедура была непереносимой, Аркадий не мог, приходилось и более сильную боль терпеть, но лучше в психологическом плане ему не стало. Да и доверия к средневековым лечебным средствам у него не было.

Сделав нужное и важное дело, казак отступил назад, так сказать, полюбоваться делом рук своих. Судя по хмыканью, картина его не впечатлила.

– Господь не выдаст, свинья не съест. Может, и обойдется без нагноения. А вот штаны тебе надо сменить, твои и узки слишком на раны незажившие натягивать, и вид имеют стыдный. Дам тебе свои запасные. Да и рубаха твоя в клочья подралась, надо менять. А вот жупана запасного, извини, нет.

– За штаны спасибо. Рубаха у меня в сумке есть. А жупана мне и не надо. У меня есть в сумке джинсовка, ну, нечто вроде жупана, только короткого. А какой ныне год? От Рождества Христова, – сразу уточнил он, вспомнив, что в России до Петра отсчет вели от Сотворения мира.

– Одна тысяча шестьсот тридцать седьмой.

Аркадий мотнул головой, благодаря за ответ. Его догадки подтвердились. XVII век. А тридцать седьмой год (а как звучит – тридцать седьмой год!) давал простор для предсказаний на ближайшее будущее.

«Но вспоминать исторические факты буду потом. Сначала определюсь с тем, что у меня есть».

Снимая рубашку, точнее, ее ошметки, по привычке лапнул карман. Шикарный (и дорогущий, кстати) «Паркер» приказал долго жить. Не перенес путешествия хозяина на татарском аркане. Широко размахнулся, собираясь выбросить обломки, однако в последний момент удержался. Нету в этом «здесь» таких штуковин, следовательно, в будущем могут пригодиться и обломки. Аккуратно замотал обломки в обрывок от рубашки и сунул в сумку.