Книга Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

— Тебе пришлось бы его вернуть. Ну и темень здесь, хоть глаз выколи. Ты что, без штанов и башмаков?

— Точно.

— Слава Тору, что здесь так темно. А почему ты полуголый?

— Я как раз собирался показать одной бабенке в лагере свои способности, когда этому паршивому Ворону приспичило лезть на стену. Я так понял, что ты не обрадуешься, если я задержусь, натягивая штаны.

— Не-е, она просто стянула у тебя штаны, когда ты на минутку отвернулся!

— В наши дни шлюхам доверять нельзя, — согласился Офети.

Зазвучал новый голос:

— Неудивительно, что франки удрали, уж больно громко ты звенел.

Все засмеялись.

— Не могу поверить, что мы позволили втянуть себя в это дело, — проговорил чей-то приглушенный голос.

— Да, идти за этим оборотнем было не к добру.

— Если б мы не пошли, он точно схватил бы ее. Но посмотри на дело с другой стороны. Нас окружило столько врагов, что даже тебе, Хольмгейр, удастся кого-нибудь убить.

— Это ты виноват, Офети, это твой бог Тюр благословил нас множеством врагов.

Голоса звучали непринужденно, мужчины смеялись. Исповедник понял, что это такое, — воинская бравада, но даже если они прикидывались, то очень убедительно, вынужден был признать Жеан.

— Давайте смотреть правде в лицо, — сказал тот, кого назвали Хольмгейром. — Виноват во всем только этот ослепленный Одином человек-ворон, за которым мы пришли сюда. Где он теперь?

— Побежал догонять волка и девчонку.

— Угу, великолепно. В таком случае прощай, награда. Зигфрид скорее подвесит нас за мошонку, чем наградит.

— Но нам еще может повезти. Фастар и остальные побежали за ним.

— Понадеемся, что они спустят с паршивца шкуру, когда догонят.

— Понадеемся, что он не спустит шкуру с них.

Этого голоса исповедник до сих пор не слышал. Он звучал спокойнее остальных и гораздо серьезнее.

— Слишком поздно. Ворон ее схватит. Он сказал, что так будет.

— Не говори так, Астарт. Эта девчонка стоит живой семьдесят фунтов серебра. А он что хочет? Принести ее в жертву?

— Ничего подобного, он просто хочет ее убить.

— Но зачем?

— Что значит «зачем»? Разве слугам Одина нужна причина, чтобы желать кому-нибудь смерти? Может, он проголодался.

— О, нет. Нет и нет!

— Но разве это не причина?

— Я же не могу принести Зигфриду кучу обглоданных костей!

— Почему же нет?

— Скажем так, кости могут быть чьими угодно.

— Значит, так и сделаем, — сказал Офети.

Подобное предложение отчего-то ужасно рассмешило викингов.

Жеан услышал, как скрипнула, открываясь, дверь церкви, раздался крик, и дверь снова захлопнулась.

— Попробуй, ты, франкская свинья, только попробуй! — прокричал северянин. — Только сунься!

Хольмгейр сказал:

— Слушайте, здесь темно, как в заднице у Гарма. Надо добыть огня.

Исповедник продолжал молиться за спасение душ северян и гибель их тел.

— Да плюнь ты. Скажи лучше, что делать с толпой снаружи? Точно знаю, они нас выкурят. И тогда огня будет хоть отбавляй.

— Они ни за что не сожгут святое место, это же наша работа. Успокойся. Все равно этот дом крепкий, как скала, сомневаюсь, что его можно вот так запросто взять и сжечь. Худшее, что с тобой случится, — смерть от меча.

— Ну, если так, то беспокоиться не о чем.

— На самом деле худшее, что может случиться, — это если нас схватят живьем.

— Я не дамся. — Это произнес четвертый голос, низкий и сиплый.

Жеан услышал, как чиркнул кремень, кто-то принялся раздувать огонь, а затем сказал:

— Погодите-ка, а это еще кто такой?

Меч вышел из ножен.

— Нищий.

— Нет, посмотрите на его волосы, это монах. И я вам скажу, ребята, кто это такой: наш заложник, который выведет нас отсюда. Это же их искалеченный бог. Бог Жеан, о котором они постоянно пекутся.

— Не бог, — отозвался Жеан, намеренно коверкая язык. Он понимал, что викингам лучше бы не знать, что он подслушал весь их разговор. Однако предположение, что он может быть божеством, вынудило его заговорить.

— Они считают его целителем.

— Только что-то себя он не исцелил.

— Ты, бог, почини мне руку. Ваши франки здорово ее помяли.

Исповедник догадался, что рука сломана. Северяне обычно легкомысленно преуменьшали свои увечья, если было возможно. И этот воин не заговорил бы о своей руке, если бы она не причиняла ему настоящую боль.

— Надо перевязать, — сказал исповедник.

— А ты можешь? Знаешь, как это делается?

— Руки меня не слушаются, но я могу объяснить как, — сказал Жеан, — если ты обратишься к Христу.

Он чувствовал, как бешено колотится сердце, и ругал себя за это. Вот северяне вовсе не боятся умирать, в какую бы ложь они ни веровали. Так с чего бы бояться ему?

— Я обращусь к какому угодно богу, который вылечит эту проклятую руку, — сказал викинг. — Что надо делать?

— Креститься, водой.

— Осторожнее, Хольмгейр, — проговорил один из воинов. — Все знают, что они питаются человечиной.

— Так и вороны делают то же самое, а они следуют за нашими богами.

— Один не мой бог. Бог живых побеждает бога мертвых.

— Я оставил немало мертвых тел на пути, следуя за богом Тором, но я никогда их не ел, и бог никогда не просил меня об этом.

— Один этого не требует, это подношение для его воронов.

Исповедник Жеан ощутил укол в бок.

— Ты, христианский бог, я лучше буду ходить со сломанной рукой целый год, чем кого-нибудь съем.

— Да ну его, — проговорил кто-то. — Открой дверь и скажи им, что мы хотим поговорить. Скажи, что у нас их бог и, если они хотят увидеть его живым, пусть дадут нам уйти.

— Сам выйди и скажи. Они пристрелят любого, кто откроет дверь.

— Я пойду, — вызвался тот, кого называли Офети. — Попросите Тюра о помощи. Держитесь вплотную ко мне.

— Нет, только не ты, толстяк. Если у них есть лучник, он ни за что не промахнется по такой мишени.

— Так ты сам хочешь выйти?

— Нет, если подумать, ты подходишь лучше меня. Держи щит пониже, дружище. Я за тобой.

Жеан ощутил, как его схватила могучая рука, а затем подняла в воздух. Кто-то держал его с такой легкостью, словно он был ребенком. Он почувствовал, как этот человек вынул нож, и понял, что будет дальше.