Книга Удавка для бессмертных - Нина Васина

Она услышала голос Су – лицо ее изменилось. Хрустов смотрел, как привычным жестом заправляются волосы за уши, как легкая полуулыбка сменяется изумлением, а потом так знакомой ему по лицам других людей гримасой страха. «Не-е-ет», – простонала Вера в трубку и упала навзничь. Хрустов еще не почувствовал беспокойства, только не понимал, почему звонит девочка, а не Корневич, а Вера уже обещала приехать, уговаривала успокоиться и просто сесть и ждать. Затем она сняла халат, не обращая на него внимания, повторяя в трубку «да… да… да!», потом, выбросив вещи из ящиков на пол, выбрала нижнее белье и, уходя в ванную, отодвинула Хрустова в сторону, словно мешающий предмет.

– Что это было? – поинтересовался Хрустов, схватив ее за запястье.

Она внимательно осмотрела его пальцы на своей руке, вгляделась в лицо. Сначала неуверенно, потом словно оценивая. Хрустов даже подумал было, что, пожалуй, еще раз расстегнет рубашку, но Вера ровным голосом произнесла:

– Су пристрелила этого, который остался у нее брать показания, и просит помощи.

Представить, что томная кошечка – произведение искусства по Корневичу – может вот так запросто пристрелить его начальника, Хрустов не мог, но уже имел некоторую практику вмешательства нелепостей и парадоксов, когда случай побеждает умение. Поэтому в машине он занервничал, достал радиотелефон. Сначала сам набрал номер, потом приказал позвонить по связи через отдел. Квартира Сусанны Ли молчала. Вера забилась на заднем сиденье в угол и дрожала, почувствовав его беспокойство. Он затормозил на светофоре, повернулся к ней и улыбнулся:

– Разберемся.

– А можно, я одна войду? Можно, чтобы вас не было? Понимаете, у нее это бывает, она страшная выдумщица, она иногда не в себе…

– И часто она звонит, что кого-то пристрелила?

Вера замолчала, закрыла глаза. Хрустов понял, что она больше не заговорит – они снова по разные стороны, но его это устраивало, разговаривать особо не хотелось.

Перед дверью Сусанны Ли он заставил Веру стать сзади и достал оружие. Вера всхлипнула и зажала рот ладонью. Хрустов толкнул дверь, она открылась. В темном коридоре – никого, он удерживал Веру сзади рукой, пока не увидел Сусанну на полу в кухне.

– Где он? – спросил, глядя в безумные желтые глаза. Сусанна трясущейся рукой показала в комнату, Вера бросилась к ней, а Хрустов шагнул в комнату и первое, что увидел – вспучившуюся животом тушу своего начальника на ковре. Он подошел поближе, приоткрыл его пиджак, приложил пальцы к шее, убрал пистолет. Достал из кармана Корневича носовой платок, посмотрел на него с сомнением, затолкал обратно и снял накидку с кресла. Ее хватило как раз, чтобы закрыть голову начальника и верх живота. Подумал и заправил руки под накидку.

– Помогите, – прошептала Вера в дверях.

– Да, девочки, – Хрустов снял пиджак, – влипли вы по полной. Ставьте чайник.

– За-зачем? – Вера стискивала пальцы до посинения.

– Раствор делать. Будем труп в ванной растворять. Надо много кипятка.

Она с трудом удержалась за притолоку. Хрустов стал говорить быстро, чтобы у нее не было возможности подумать:

– Где оружие? Ты подруге пощечин надавала? Куда она дела оружие? Надеюсь, не выбросила в окно? Приведи ее в чувство, кофе, коньяк, водку, давай, давай!

Вера дернулась и пошла в кухню. Позвала его через минуту. На столе лежал «вальтер». Хрустов осмотрел оружие, понюхал дуло, вынул и заложил обратно патроны. Всего два.

– Сколько раз пальнула?

Сусанна смотрела, не понимая.

– Ты что, его расстреливала? Сколько раз нажимала на курок? Сколько было патронов?

– Я? Один раз. Один раз, а он упал. Он… Понимаете, это было, как в страшном сне. Он сначала сморкался на ковер, потом повыдергивал все «жучки», их было три. Они у него в кармане. «Теперь – все! – спрятал эти приборчики и смотрит, как людоед: Никто теперь нас не слышит!» Потом орал на меня нена… ненра… ненормированной лексикой. Потом говорил, что сгноит в тюрьме, а потом вдруг вон там в кресле… – Су захотела пройти в комнату, чтобы показать, но Хрустов удержал ее, – вот так сел, ногу на ногу закинул и на прекрасном французском!..

– Ну?! – Хрустов не выдержал тишины и застывшего взгляда женщины. – Ну, где кофе? Вера, давай, где спиртное?

– Что? – вскинула глаза Су.

– Ты сказала, что он тебе на французском?..

– Может быть, всего этого не было? – жалобно спросила Су. – У меня так бывает, я увлекаюсь, когда что-нибудь представляю, он не мог ведь заговорить на французском, да? Подождите… Он и на русском, он стихи вдруг начал, это было так страшно. Не надо этого, я не буду пить!

– Пей! – крикнули Вера и Хрустов одновременно.

– Не кричите, я не сошла с ума. Если он – не реален, то я никого не убила и нечего мне трястись. Когда он сказал все, что обо мне думает на русском языке, он начал совершенно другим голосом… Же ву при, – Су махнула рукой, как будто отгоняла от лица плохой воздух, – сказал, что я – порожденье сатаны, забытый сон отцветшей вишни… Потом сказал, что «..как невеста я тиха» и что «надо мною взор кровавый золотого жениха». Что это было? – Она скривилась, собираясь заплакать, и Хрустов замер: вместо истерики или плача – засунутый в рот большой палец и испуганный взгляд ребенка.

– Это Гумилев – «Невеста льва», – прошептала Вера.

– Что? – Хрустов почувствовал, что жутко устал и уже плохо соображает, где он и что вообще делает. Одно он понял точно: его начальник явно перестарался с психологической контрастной атакой.

– Это стихи Гумилева, а про порожденье сатаны – это похоже на хайку, – шепотом сказала Вера.

– При чем здесь хайку, когда на французском? Он бы на японском и говорил, – вытащила изо рта палец Су.

Хрустов подумал, знает ли его начальник японский? Наверное, нет, а то бы блеснул, это точно.

– Это как – на французском? – Вера повысила голос.

Сусанна что-то залопотала, сглатывая напряжение. Хрустов уставился на ее рот, налил себе рюмку из шикарной бутылки.

– Пэрдрэ са флёр – это не «отцвести»! Это – «лишиться девственности», – возмутилась Вера. – Вишня должна быть fletrie!

– Как? – поинтересовался Хрустов, наливая вторую.

– Не надо вот этого! – Су машет указательным пальцем, Вера отняла у Хрустова рюмку и залпом выпила. – Не надо, Верочка. Де флёри – fletrie – это «увядшая»! Увядшая и отцветшая вишня – это разное. Он все правильно сказал, он сказал просто восхитительно, и это было ужасно!

– Тогда надо перевести как забытый сон вишни, потерявшей девственность! – не сдавалась Вера.

– Научись, наконец, с ходу и переводить конгруэнтно и подавать поэтично! Забытый сон отцветшей вишни!

– Где ты взяла пистолет? – заорал Хрустов и стукнул по столу рукой, что вернуло ему ощущение реальности.