Книга Удавка для бессмертных - Нина Васина

– Я заберу деньги и бумаги. У нас в отделе отличная техника, вытащим из них что можем.

– Свои можешь хоть на молекулы расщепить, а мои – извини. Две сотни я раздал осведомителям, сотню своему начальнику, еще за грязную машину, еще залог за оружие, если бы оно понадобилось. Кстати, второй, который в моем списке, в твоем уже зачеркнут. Это как понимать?

– Он вчера зачеркнулся. А ты получил письмо несколько дней тому назад.

– Плохо, однако, у этого координационного совета с информацией. Нет, ну почему я?!

– Потому что кто-то знает, что ты исполнительный дурак.

– Спасибочки тебе. А ты не поинтересовалась у своего начальства, зачем тебе надо отстрелять таких хороших дядей, исполнительная умница?! – Карпелов в сердцах лупанул по списку Евы рукой.

– Мы три месяца в нашем отделе разработку на них делали. И тут не обойтись тремя сотнями на осведомителей. По полной программе, уж будь уверен! И когда какой-то эмвэдэшник вот так, напором вытаскивает меня из постели, везет на взрыв, потом на отстрел, а мы – шесть человек – четвертый день отрабатываем место и время?! Впечатляет.

– Лучше нам на сегодня расстаться, – заметил на это Карпелов, – а то я тебе ноги повыдергиваю, честное слово, ты меня очень заводишь.

– Самоуверенная дубина! – фыркнула Ева, сгребла со стола бумаги и деньги и не дала ему взять сумку с пола.

– Ну не сходи с ума! – крикнул он, когда, расплатившись, выбежал в холодный сумрак и оглядывался, не обнаружив ее у своей машины.

Но Ева, даже не кивнув на прощание, остановила такси и уехала.

1984

Орел. Мужчина-воин. В еде, в одежде, в привязанностях совершенно неприхотлив. Пользуется тем, что попадается. Легко расстается с любыми увлечениями ради основного – войны. Мужчина этого типа может долго и терпеливо ждать востребования своих основных качеств, он может жить нормальной скучной жизнью и обзавестись семьей (для семьи выбираются только Утешительницы), занимать самое примитивное положение в обществе и в силу своего немногословия и внутреннего благородства не создавать впечатления ждущего. Те же, кому придется пользоваться услугами Орла-воина, могут положиться на него во всем. Никто из воинов-Муравьев, Лисов, Волков или Воронов не достигает совершенства Орла в умении воевать. Для расслабления, временных утех и военной дружбы выбираются Плакальщицы. Орел позволяет собой командовать в случае, если желающий иметь Орла в подчинении превзойдет его способности и умения хотя бы в чем-то (лучше стреляет или плавает, переносит боль, может зашить самому себе рану так, чтобы не занести инфекцию, и так далее). Энергетически – донор. В сексуальных играх особого смысла не видит, они должны максимально полно и быстро удовлетворить потребности отдыхающего воина в половых нуждах. И для Плакальщиц и для Утешительниц любые интересы и привязанности к Орлам противопоказаны. К первым Орлы относятся либо как к проституткам, либо как к воинам, а вторых бросают не задумываясь, как только прозвучит армейская труба.

Все случилось совершенно неожиданно для Хрустова. Они поднялись вдвоем по грязной лестнице. Вера за всю дорогу не проронила ни слова и не удивилась, что Хрустов, не спрашивая адреса, привез ее домой. У двери в квартиру она судорожно копалась в карманах плаща. Хрустов смотрел сбоку на тонкий профиль, на отливающие шелком волосы, зачесанные за уши и собранные сзади в хвостик. Ключ нашелся, но в замок не попадал. Хрустов подумал, что нервничающие женщины всегда заводят его, отнял ключ, прикоснувшись к холодной дрожащей руке, открыл дверь и даже сделал было приглашающий жест, чтобы пропустить Веру вперед, но она, побледнев до синевы, закатила глаза и свалилась на его руку в обмороке.

Затащил женщину в коридор, захлопнул дверь, толкнув ее ногой, подержал, прижимая к себе неподвижное тело, и отнес Веру в комнату в огромное кресло. Туфли сняты, нашатырь не найден, паспорт лежит в выдвижном ящике письменного стола, судя по мусору и грязному белью в ванной, она живет одна. Прошло уже минут десять, а женщина не подает признаков жизни. Хрустов набрал в рот воды из-под крана, подошел к Вере и поднял ее упавшую голову за подбородок. Посмотрел на удлиненное спокойное лицо, проглотил в два глотка воду и в каком-то странном беспамятстве захватил ее губы своими. Он не помнит точно, когда она задышала быстрей – но все еще не открывая глаз – и обхватила его за шею руками: когда он поднял ее и прижал к себе или когда отнес на кровать в смежную комнату. Хрустов быстро стаскивал пиджак, стоя над женщиной на коленях, снял кобуру и расстегивал рубашку, а она все не открывала глаз, кусала губы и быстро дышала. Когда он прикоснулся к пуговицам на ее блузке, глаза вдруг распахнулись с такой силой, словно кто-то невидимый схватил и потянул сзади за волосы. Рукой Вера зажала себе рот и замычала, вскочив. Хрустов лег на спину и слушал, как ее тошнит в ванной. Через пять минут он сел, вздохнул и подошел к скорчившейся над раковиной женщине.

– Раздевайся.

– Прошу вас, не надо, я… Э-э-а-а!..

На голубой эмали раковины сгусток слюны и желчи.

– Раздевайся, я тебе помогу, – Хрустов открыл кран с холодной водой и приготовил душ.

– Я не понимаю, я давно не ела, я не могу остановиться, боже-э-э-а-а!..

Он расстегнул «молнию» на юбке и стащил ее вниз вместе с трусиками. Не обращая внимания на сопротивляющиеся руки, расстегнул и снял блузку. Рвотные потуги уже превратились в конвульсии, когда он поднял ее и поставил в ванну. Взял душ и направил на голову. Вера взвизгнула и присела на корточки, обхватив колени руками. Он смотрел на длинный изгиб позвоночника. Переход боковых линий спины в ягодицы вылеплен просто гениально.

– Хватит, ну хватит! – Женщина подняла руки и закрыла ладонями голову. Мокрые ее волосы стали почти черными, а ведь он отметил еще в квартире Сусанны Ли отблеск темной меди на гладком шелке. Опять же веснушки. Хрустов выключил воду и кивнул, стараясь не смотреть долго на низ живота, когда она выпрямилась: ну ясно, рыжая.

– Прошло? – Он развернул полотенце.

– Спасибо. Извините меня, я…

– Это бывает. Это нервное, как тик.

– Спасибо. Можете выйти, я оденусь?

Конечно, он может выйти. Вот только обольет голову холодной водой. Нет, у него нет тика, но ей действительно лучше одеться.

Она вышла из ванной и еще раз двадцать сказала «спасибо», пока переодевалась за дверцей шкафа, пока пыталась поставить чайник на кухне, собрать рассыпавшийся по полу чай, потом осколки сахарницы. Хрустов загрустил, застегнул рубашку на все пуговицы, подтянул галстук и уже надевал наплечную кобуру, глядя в окно, когда почувствовал на плечах ее руки. Ничего не изменилось в его лице, просто руки, задержавшись на секунду, начали отстегивать кобуру, оттягивать галстук, нащупывать пуговицы. На шестой – он почему-то стал считать – он услышал, как женщина проводит пальцами по ремням кобуры, он напрягся и прижал ее ладонь локтем, когда маленькая рука близко подобралась к оружию. Развернувшись, Хрустов понял, что оружие ее мало интересует – глаза были полузакрыты, голова опущена, лицо спрятано за мокрыми волосами. Он взял ее на руки и осторожно укладывал на кровать, когда зазвонил телефон. Хрустов встал и смотрел на трезвонивший аппарат, застегивая рубашку. Он показал жестом взять трубку, но Вера покачала головой – не хочет. Она пришла в себя и растерянно оправляла халат. Тогда Хрустов снял трубку, послушал натужное далекое дыхание и почти неслышное – выдохом – «Вера!», поднес телефон к кровати и насильно заставил ее взять трубку.