Книга Мокруха - Марк Хаскелл Смит

Энергия Моры била ключом не только в постели. Она не дожидалась, когда Боб взвесит все «за» и «против», размышляя, в какой ресторан пойти ужинать. Просто назначала ему место и время встречи. Боб с восторженной готовностью принимал ее выбор, тем более, что он неизменно оказывался удачным. В общем, Мора была изумительной женщиной, и Боб испытывал достаточно чувствительные угрызения совести, типичные для представителя мужской половины человечества эпохи постфеминизма, чтобы не замечать, какая она па самом деле деспотичная, иногда несносная и явно подверженная неврастении.

Мысленно оглядываясь на их совместное прошлое, Боб неожиданно для себя пришел к умозаключению, что Мора не только поставила его перед собой на колени, но связала по рукам и ногам, а в итоге выбросила на свалку. Пенис его вдруг сник и съежился, как проколотый воздушный шарик. Стал маленьким и безжизненным. Боб понял, что ему уже никогда не заниматься сексом с Морой.

Она называла его омерзительным. Он называл это предательством. Боб тяжело вздохнул. Он любил Мору, но это не значит, что ей можно пинать его, как футбольный мяч.

Боб взял с прикроватной тумбочки полароидную карточку покрытой наколками руки. При виде знакомой татуировки ему захотелось встретиться с той женщиной. «Может быть, я смогу найти ее, – подумал Боб. – Может быть, она добрая и нежная, и не станет называть мой пенис омерзительным!»

Он встал и начал собираться на работу. Этот ритуал – Боб в самом деле считал его ритуалом – повторялся каждое утро, кроме воскресений, когда он любил поваляться, почитать в постели газету и долго, до изнеможения заниматься сексом с Морой, пока организм не потребует срочно восполнить нехватку протеина.

Но сегодня была среда, а значит, день будничного ритуала. Боб развинтил итальянскую кофеварку для приготовления эспрессо, и налил воды в нижнюю часть вплоть до резиновой прокладочки. Потом вставил на место металлическое ситечко и ложечкой наполнил его с небольшим верхом тонко помолотым кофе. В ноздри приятно ударил насыщенный запах темно-землистого порошка. Боб привинтил верхнюю половину к нижней и зажег горелку. Затем налил молока в маленький кувшинчик и поставил на плиту подогреваться.

С кухни Боб направился в ванную комнату. Он как раз успевал сходить на толчок прежде, чем сварится кофе – процедура, отработанная за долгие годы. Кофеварку будто нарочно сделали с расчетом на его пропускную способность.

Под удаляющийся шум спущенной воды в унитазе Боб вернулся на кухню именно в тот момент, когда горловое бульканье кофеварки переросло в мощный рев. Он выключил газ и стал одновременно наливать в чашку кофе и молоко, следя, чтобы получился правильный цвет. Точно также наполнил и вторую чашку.

Обе чашки Боб по установившейся традиции отнес в спальню и поставил одну на прикроватную тумбочку рядом с Морой. Она пошевелилась.

– Спасибо.

Боб отхлебнул кофе и прокашлялся. Он не ответил, как обычно, «на здоровье», и не пожелал ей доброго утра. Его голова была занята мыслями о женщине с татуировки и о жизни, в которой есть место удовольствиям. Боб обернулся к Море.

– Думаю, тебе надо съехать с этой квартиры.

Мора мгновенно насторожилась. Она перекатилась с боку на бок в его сторону и уставилась на него неприязненным взглядом.

– Что ты сказал?

– Я говорю, тебе надо уехать отсюда!

– Это еще почему?

– Ну, Мора, ты сама понимаешь, если я тебе омерзителен, и ты не хочешь заниматься со мной сексом…

– Нет, ты мне не омерзителен!

– Ах, значит, не я, а только мой пенис?

Мора отвернулась.

– Да!

– Можешь объяснить, почему?

– Я не знаю, почему!

– Может, ты стала голубой?

– Нет!

Мора села в постели. Ее великолепные бобосы колыхнулись под ночной рубашкой, и душу Боба кольнула грусть потери.

– Если тебе станет легче, то речь идет не только о твоем пенисе, а вообще о любых пенисах!

– Может, пенисы опротивели тебе из-за твоей работы?

– Не думаю, что виновата моя работа!

– Тогда тебе надо съехать с этой квартиры!

Самое странное, что Боб, в общем-то, чувствовал себя не так уж и плохо. Немножко не в себе, но не плохо! К примеру, не было желания заплакать или напиться. «А может, – подумал он, – …может, я больше не люблю ее?»

Боб зашел в ванную и начал бриться. Мора глубоко вздохнула и сделала глоток кофе. Потом громко сказала в открытую дверь: – А почему бы тебе не съехать с этой квартиры?

Боб затворил дверь, открыл кран и стал дожидаться, пока побежит горячая вода, думая тем временем об их квартире. Так себе квартирка, если по правде. И дом самый обычный, шлакоблочный, покрытый изнутри слоем штукатурки и краски.

Ничего примечательного. Здание в форме огромной подковы с воротами в проеме и бассейном посередине. Боб вдруг понял, что кому-то их дом наверняка покажется уродливым. Хотя, если взглянуть на него под определенным углом, например, плавая в бассейне на надувном матрасе, то, как часто происходит в Лос-Анджелесе, увидишь не грязно-серые стены и мусорные контейнеры, а высокие, стройные пальмы, покачивающие листьями под легким ветерком на фоне чистейшего голубого неба. Созерцая такую картину, можно ощутить себя чуть ли не в раю.

Значит, чтобы разглядеть истину, надо посмотреть на нее в упор! Боб приоткрыл дверь ванной комнаты.

– Может, я так и сделаю!

В среднестатистический день в Лос-Анджелесе стоит ясная погода с температурой около семидесяти пяти градусов по Фаренгейту. Дождь идет редко, а снега вообще не бывает. Огромную котловину исчертили современные улицы и автомагистрали с дорожными знаками и разметкой, предназначенными обеспечивать нормальное движение транспорта; шоссе серпантином поднимаются по горным склонам и убегают вдаль через долину.

И все же, несмотря на, казалось бы, идеальные условия для вождения автомобиля, в среднестатистический день в Лос-Анджелесе по необъяснимым причинам происходит до двухсот дорожно-транспортных происшествий.

Когда Мартин проснулся, визжали покрышки, корежился металл. Визг – это обжигающая боль где-то за левым глазом, металл – отвратительный привкус во рту. ДТП у него в мозгу. Тревожные сирены в организме. Все симптомы чудовищного отходняка после вчерашнего кайфа. Что не удивительно, учитывая количество выкуренной им дури.

Он увидел, что рядом спит женщина. Бог ты мой, вопреки земному притяжению ее сиськи стояли вертикально, не падая. Мартин подумал, что, может быть, они вдвоем лежат на потолке, или находятся в состоянии невесомости, или в Австралии – должно же быть какое-то объяснение феномену этих сисек! Потом вспомнил, что на ощупь они твердые, как камни. На лице Мартина появилось удивленно-брезгливое выражение – поддельные груди, крашеные под блондинку волосы, кожа с искусственным загаром цвета морковного сока – все в ней было ненастоящее. Может, она вообще ему только мерещится?