Книга Причуды богов - Елена Арсеньева

С улицы донеслись голоса, и Юлия, не сдержавлюбопытства, подскочила к окну. Неужели кто-то еще приехал? Если среди новыхгостей будет дама, вполне может статься, что Юлии придется потесниться: в еекомнатке есть еще одна кровать, и тогда… тогда Адам… Ох, нет, слава богу!Приезжих во дворе не было, а хозяин и работник выводили под уздцы из конюшнилошадей. Батюшки! Оказывается, она так увлеклась своим туалетом, что не слышалашагов в коридоре, не слышала, как уходил из своей спальни пан Валевский – егоорлиный профиль и сутулые плечи она узнала даже во мраке, рассеиваемом лишьтусклым фонарем. Куда это он собрался?! Надо полагать, дела, зовущие его вВаршаву, столь неотложны, что вынуждают отправиться в путь ночью, не отдохнув,да еще в самую непогоду. Незаметно разыгралась на дворе настоящая буря, полилдождь, ветер беспощадно трепал голые ветви, и Юлия мимолетно подивилась, почемуноябрь по-польски зовется листопадом, в то время как уже давным-давно надеревьях не осталось ни разъединого листочка. Так, а для кого же вторая лошадь?Вглядевшись, она тихонько взвизгнула от радости, узнав приметный плащ спелериною, обтянувший широкие плечи.

Да ведь это Сокольский! Сокольский сопровождаетпана Валевского! Верно, важные дела зовут в Варшаву сего наполеоноподобногогосподина. И тут Юлия, ахнув, даже по лбу себя шлепнула: как же ей сразу вголову не пришло! Да ведь сей Валевский потому столь схож с Бонапартом, что он– сын Корсиканца и той самой легендарной польской красавицы Марии Валевской. Даконечно, конечно же! Юлия слышала прежде, будтоФлориан-Александр-Жозеф-Колонна, граф Валевский, родился в 1810 году, а в1824-м впервые появился в Польше. Не по годам развитый, образованный,привлекательный, вдобавок овеянный наполеоновской легендой, он заинтересовал нетолько варшавских столпов шляхетства, но и великого князя КонстантинаПавловича, которого встревожило появление сына Бонапарта, носящего, кроме того,историческое польское имя. Сначала Константин пытался привлечь его к себе и,невзирая на молодость, даже предложил ему должность личного адъютанта. Нопоскольку надменный юноша был решительно против службы у тех, кто сокрушилвеличие его отца, отношение к нему властей круто переменилось: за Валевским былдаже установлен негласный полицейский надзор. Сыну Наполеона быстро надоело этопритеснение, и он стал хлопотать о выезде во Францию. Когда длившиеся несколькомесяцев попытки получить паспорт оказались безрезультатными, он решил уехатьнелегально. Переодетый, после многих приключений, он добрался доСанкт-Петербурга, а там проник на английский корабль, которым и доплыл доФранции.

И вот эта важная персона снова в Польше…Конечно, Юлия не ошиблась – достаточно вспомнить, как был потрясен при виде егохозяин гостиницы. Что же нужно Валевскому столь срочно в Варшаве, ежели онпустился в путь в такую ужасную ночь? Но и слава богу, что дела стольнеотложны: ведь с ним уехал и ее враг! Ох, как быстро, как своевременно сбылосьее проклятье! Надо надеяться, Сокольский нынче ночью промокнет до мозга костей,невзирая на свой плотный плащ. Да будь воля Юлии, к нему бы еще и хворобакакая-нибудь неотвязная прицепилась: хоть горячка, хоть чахотка!

В это время всадник, словно почувствовавчто-то, поднял голову – Юлия едва успела отпрянуть от окна.

Поезжай, пан Зигмунд! Юлия Аргамакова, которойты чуть не испортил нынче вечером жизнь, не помашет вслед! На это есть крошкаАннуся. Где она, интересно, и почему не рыдает на крылечке: уезжает ее любовник,придется Аннусе поспать этой ночью в собственной постели! Поезжай, пан Зигмунд,скатертью дорога!

Юлия сорвала с постели покрывало и прыгнулапод перину, поджимая колени к подбородку, чтобы скорее согреться, возбужденноперекатываясь с боку на бок. Потом она быстро взбила подушки, легла на спину,не забыв красиво уложить косы на грудь. Хотела погасить свечу, но раздумала:пусть Адам, чуть войдет, увидит ее улыбку, поймет, как она ждала его! Пустьгорит свеча, ее хватит на всю ночь.

Свеча догорела почти до конца, прежде чем Юлияпоняла, что Адам не придет.

* * *

Не придет…

Спит небось и не мается оттого, что один впостели, хотя уж нынче-то ночью они непременно должны были спать вдвоем!Сколько сладостных картин, сколько тайных мечтаний могли бы воплотиться в явьнынче ночью! От нескромных мыслей своих Юлия так разгорелась, что все тело еенетерпеливо жаждало утоления любовью! А он не придет! Не сбудется ее великаялюбовь, не проживет года и десятилетия, не суждено им с Адамом жизнь провестидруг подле друга и умереть в один день! Вспомнилась Юлии княгиня ЕлизаветаИзмайлова, ее прабабка, – и слезы разочарования и обиды на жизнь так ихлынули из глаз. Ведь Елизавета и муж ее, князь Алексей [21],были как бы знаком вечной, неугасимой любви. Перенеся множество испытаний, онисохранили пылкую страсть друг к другу и, словно в награду от небес, невянущуюкрасоту. Родственники и знакомые, зная их лета, с ужасом воображали горе тогоиз них, кто переживет другого. Однако Елизавета, при легком, веселом нравесвоем, одарена была тайным, духовным зрением и нередко предчувствовала ипредвидела будущее. И вот нынешней весною, воротясь вечером после прогулки по цветущемуяблоневому саду в своем любимом имении Любавине, Елизавета взяла мужа за руку исказала, светло глядя ему в глаза: «Ну что, пришла пора уснуть, мой милый,навечно возлюбленный?» И они с князем Алексеем, рука об руку, удалились вопочивальню. Через два часа пошли звать их к ужину – и только тут домочадцамоткрылся смысл слова «навечно» и значение загадочной улыбки, егосопровождавшей! Князь и княгиня лежали на постели своей, где столько разпредавались упоительной страсти, одетые в лучшие свои одежды, но так тесноприжавшись друг к другу, словно именно пылкое объятие надорвало их сердца.Голова Елизаветы покоилась на плече Алексея, и в русых, не седеющих волосах еебелели яблоневые лепестки.

Вот о каком конце могли только мечтать вселюбящие, и сейчас Юлия едва сдержала слезы печали оттого, что у них с Адамомэтого не будет.

Неужели коварные слова Зигмунда столь крепкоего уязвили, что он забыл свой долг перед девушкой, которую сманил из домародительского и завез бог весть куда? Ну разве Юлия поверила бы так безоглядноего словам, которым сияние звездообразных очей придавало особую неотразимость,когда б могла только помыслить, что он способен так легко отвернуться от нее?!Ведь это низко, неблагородно! Или… Или, напротив, благородно? Что, если Адам намеренотвезти ее поутру в Варшаву нетронутой, вручить отцу, точно пакетгосударственной важности, случайно потерянный: вот, мол, документ, никто его невскрывал, все печати на нем целехоньки?!