Книга Русские крестьянские ремесла и промыслы - Леонид Васильевич Беловинский

не менее четырех дней.

Разумеется, велась и ружейная охота на зверя и птицу. Она начиналась после Покрова, когда на севере стояли уже порядочные морозцы. Убитые птицы в лабазе промерзали за ночь и не портились, в отличие от пойманных в силки в августе или сентябре, так что битая дичь ценилась гораздо выше.

Такая охота велась по строгим правилам: вход постороннему на путик был запрещен. Охота на чужом путике заканчивалась для нарушителя смертью. Застрелят, положат под выворотень и обрубят ствол упавшего дерева так, что труп накроет огромный пласт земли с кореньями вывороченного бурей дерева, а «шишига», высокий обрубленный пень, будет памятником и напоминанием тому, кто позарится на чужую добычу. Конечно, если человек заблудился в «тайболе» и оголодал или случайно забрел на чужой путик – ничего страшного: можно даже попользоваться продовольствием из едомной избушки.

Отправляясь в сузем, северный охотник поверх зипуна надевал лузан: особую одежду из домашнего сукна на толстой холщевой подкладке. Лузан был без бочков и рукавов, представляя собой нагрудник и наспинник с отверстием для головы. Между сукном и подкладкой клали в дорогу пищу, порох, а во время охоты в эти своеобразные огромные карманы складывали добычу. Отправляясь месяца на три в лес, промысловик брал четыре пуда сухарей, пуд сушеных пирогов с крупой, 12 фунтов масла, 15 фунтов сухой рыбы, два фунта свежего сала, 30 фунтов говядины, 10 фунтов соли, один пуд ячневой муки для собаки, три фунта пороху, четыре фунта свинца, а всего 10 пудов шесть фунтов на человека с собакой. В погоне за зверем и птицей, если охота шла не на путике, промысловик уходил за 100, а то и за 500 верст от дома, иной раз переваливая через Уральский хребет. Особенно долго шло преследование куницы и соболя, шедших «верхами», по деревьям. Без охотничьей лайки здесь было не обойтись, а чердынские охотники (Пермская губерния) для поимки зверька, чтобы не портить шкурку выстрелом, с собой брали сеть в 10–15 саженей, которой обкладывали «халуй», нагромождение валежника, любимый притон соболя и куницы. Зверька преследовали два-три дня. И он стоил трудов: средняя цена соболя составляла 10–15 рублей, куницы – 7–8 рублей, тогда как белка стоила 12–13 копеек.

Сколько народу в России занималось охотой на лесного зверя и птицу – никому не известно. Даже в конце XIX века, когда русская статистика стала действительно статистикой, да еще и лучшей в мире, никто не мог сказать этого. Ведь полесовщики билетов на право охоты не брали, а иначе – как их учесть? Зато примерно известно, сколько привозили зверя и птицы в Петербург – главный, либо один из основных потребителей этой продукции: населения около миллиона, город промышленный, и для олончан, костромичей, вологжан, архангелогородцев, которые преимущественно и занимались охотой (конечно, были еще и пермяки с вятичами) – ближайший. В основном туда скупщики и везли товар из лесных губерний.

Преимущественно охотничьими считались в России Чердынский уезд Пермской губернии, Слободской уезд Вятской и Яренский и Устьсысольский Вологодской губернии. В 70‑х годах XIX века только в Яренском и Сольвычегодском уездах считалось до 15 тысяч охотников. Охота начиналась осенью, около праздника Рождества Богородицы, и продолжалась недель 7–8, до выпадения глубоких снегов. За сезон охотник убивал до 400 белок. Из одного Устьсысольского уезда Вологодской губернии в 70‑х годах вывозилось в Москву и Петербург до 200 тысяч пар рябчиков на сумму до 40 тысяч рублей. В огромном количестве ловилась куропатка. В зиму 1842 года в одной из деревень на Печоре пять крестьянских семейств поймали до 43 тысяч куропаток. В 70‑х годах только из Чердынского уезда в Москву и Петербург привозилось до 150 тысяч тетерок и рябчиков. В городе Пинеге во время Никольской ярмарки в 1840‑х годах бывало от 60 до 100 тысяч рябчиков, продававшихся здесь по 5–7 копеек за пару. Но уже за провоз до Петербурга взималось по гривеннику с пары. Замороженная дичь шла и на экспорт; так, из Петербурга в Лондон отправлялось до 100 тысяч рябчиков. В Вологодской губернии в 30–40‑х годах XIX века ежегодно в продажу на ярмарках шло до 400 тысяч белок, до 100 тысяч зайцев, до 4 тысяч горностаев, до 200 тысяч рябчиков, до 300 медведей, 600 оленей, 200 лосей, 500 лисиц, 600 куниц. Медвежья шкура стоила тогда 6–9 рублей серебром, лосиная – 2–5 рублей, оленья – 1,5–3 рубля, десяток горностаев – 1–2,5 рубля, сотня белок – 6–7,5 рублей, десяток лисиц – 20–25 рублей серебром. В соседней с Вологодской Олонецкой губернии крестьянами-охотниками в 1879 году было добыто: медведей 276, волков 119, лисиц 319, куниц 206, зайцев 14 457, белок 86 468, оленей и лосей 191, прочих зверей 967, рябчиков 72 461, куропаток 7536, глухарей и тетеревов 25 435. Как Тула славилась своими самоварами, так Каргополь известен был шитьем беличьего меха. Здесь ежегодно выделывались шкурки полутора миллионов белок; партия мехов, выделанных из 100 тысяч беличьих шкурок, продавалась на Нижегородской ярмарке за 15 тысяч руб.; в Каргопольском уезде, в с. Шунга была даже собственная меховая ярмарка. Сшивали шкурки в пластины горожанки и подгородные крестьянки с оплатой от 75 копеек до 1 рубля поденно. В Вятской губернии в одном только Слободском уезде убивали до 300 тысяч белок. В 1877 году на Ирбитскую ярмарку было привезено беличьих шкурок на 4 миллиона рублей, из них на 2,5 миллионов ушло за границу. Все это добывалось крестьянами.

Ярмарочную торговлю пушниной вели кулаки-скупщики, за бесценок скупавшие шкурки у промысловиков; при этом фактически они, как правило, забирали добычу за долги, летом в счет будущей охоты доставляя втридорога муку, крупы, соль и пр. Отсюда совершенно изумительные колебания цен, когда за белку давали от 4 до 10 копеек, за лисицу – от 1 до 5 рублей. Главной пушной ярмаркой была Ирбитская, куда поступали меха и из Сибири. Беличьих шкурок сюда свозилось от трех до шести миллионов штук. Собольи шкурки на ярмарке считались «сороками», и в 1885 году было привезено 150 сороков. Кроме того, на нее поступило 200 тысяч лисьих шкур, 200 тысяч заячьих и 1500 медвежьих. Основная масса мехов затем вывозилась в Петербург, для которого в Ирбите закупали шкур на полмиллиона рублей. На соболью шубу шло от 40 до 80 шкурок, а цены на шубы, начинаясь с 300 рублей, доходили до 6–7 тысяч. Красивы были собольи ротонды на изящных петербургских аристократках. А чего стоило добыть в зимней тайге эти несколько десятков соболей – знали только мужики-полесовщики.

Особый товар составляли птичьи перья, крылья и даже целые шкурки: они шли на чучела и украшения дамских шляпок, в т. ч. экспортировались в Париж на потребу тамошних модниц. Спросом пользовались, в зависимости от моды, разные птицы, вплоть до воробьев и сорок. Так, в 1886–1887 годах был большой спрос на сорок и куропаток; на месте цена на сорок доходила до 10 и даже 40 копеек за пару, а на куропаток – от 20 до 70 копеек. Только из района станицы Цимлянской было вывезено скупщиками 10 тысяч сорок и вдвое больше куропаток. В Луганске какой-то агент