Книга Поцелуй черной вдовы - Евгения Бергер

безнравственным, ей же в ее новом образе быть актером не возбранялось.

— Не может быть! — удивился Шекспир, явно обрадованный этим открытием. — Так вы тоже актер?

— Начинающий, но с большими амбициями.

И тогда молодой человек предложил:

— А поедемте вместе. Как вас зовут?

— Э… Роберт Доусон.

— А меня Уильям Шекспир. — Ей протянули узкую руку с вымаранными чернилами пальцами. — Рад знакомству, приятель!

— Взаимно, мой друг.

Соланж подала ему руку в перчатке, и они познакомились во второй уже раз. Правда, в первый она была девушкой и звалась по-другому, а значит, формально знакомство все-таки не второе…

Так, слово за слово, они вместе позавтракали, а потом, простившись с хозяйкой, отправились вниз по улице к платной конюшне. Шекспир путешествовал на своих двоих, и, узнав, что у Роберта есть скакун, весьма удивился, однако, поведав какую-то байку насчет покупки четвероногого, Соланж предложила им ехать вместе. Мол, так веселее, а животное крепкое…

— Смотри, какие бока, так и лоснятся, — улыбнулась она, поглаживая вороного красавца.

И Шекспир согласился.

— Услуга за услугу, — добавил при этом, — ты предоставляешь коня, а я — возможность протекции. У меня в лондонском «Глобусе» друг, он обещал попросить за меня, коли я соберусь все-таки в Лондон. Я собрался и очень надеюсь на его помощь…

— «Глобус» — это театр? — уточнила Соланж.

— Самый что ни на есть настоящий, — улыбнулся Шекспир. — Построен на месте сгоревшего Бёрбеджского «Театра». Сам я не видел, но говорят, там чудесно! Колонны из дерева, так искусно раскрашенные под мрамор, что обманут самого искушенного наблюдателя, взметнувшиеся вверх галереи, партер и, конечно же, сцена, где и творится настоящее волшебство.

Ее собеседник казался таким вдохновленным, когда говорил, что Соланж на него засмотрелась. Будто уже наблюдала интересную пьесу, лишь для нее и поставленную…

— Звучит замечательно. Жду не дождусь, чтобы увидеть это волшебное место!

— Тебе понравится, вот увидишь, — заверил Шекспир. — С твоей внешностью ты легко сможешь играть и Геро Кристофера Марло, и Нешовскую Дидону.

Соланж стало не по себе: не слишком ли она женственная для парня? Вот и Шекспир намекает на это.

Она прокашлялась, как бы смутившись:

— Не слишком ли я староват для амплуа травести? — осведомилась она. — Слышал женщин играют мальчишки до восемнадцати лет.

Шекспир, как бы оценивая, окинул ее внимательным взглядом, задержался чуть дольше необходимого, как ей показалось, на руках в черных перчатках, а потом расплылся в улыбке.

— Ты определенно сделаешь честь женским образам в твоем исполнении, — откликнулся он. — Осталось только добраться до Лондона и застолбить свое место под солнцем.

Забрав жеребца из конюшни, они вдвоем взгромоздились в седло и двинулись по дороге на Лондон неспешным аллюром. Решено было не торопиться, чтобы не загонять Черного демона, как наспех окрестила красавца Соланж, уж больно хорош был образчик, и таким образом до столицы они добрались за восемь часов. Как раз когда старый Лондон зазывал публику на театральные представления, они въехали в город…

Шум, гам и непривычные запахи обступили их со всех сторон разом. Выбрав дорогу на Сити, они прошли, спешившись, по Оксфорд-роуд мимо лавок и домов со съемными квартирами, скотных дворов и гостиниц, к страшной Ньюгейт. Здесь, казалось, взорвался вулкан человеческого безумия: в толкотне, давке вились уличные торговцы, умолявшие купить у них разный товар, купцы в дверях своих лавок лениво ковырялись в зубах, а их подмастерья зазывали прохожих, домовладельцы зубоскалили у порога своих же домов, а босоногая ребятня наравне со взрослыми катила бочки, тащила тюки и на ходу перекусывала. Запах навоза и пирогов с жареной птицей сливался в один особенный аромат… А нависавшие над прохожими кособокие, кое-как скроенные дома тенями ложились на кучи грязного мусора и зияющие провалы, то тут, то там возникавшие на пути. Лондон выглядел лабиринтом, старым и разлагающимся, как труп, и только сотни бродячих певцов оживляли его своим пением, стоя на углах улиц или взобравшись на бочки.

Соланж, оглушенная сутолокой вокруг, глазела по сторонам, будто в трансе. Энергия Лондона парализовала ее! Его напор увлек за собой, заставляя забыть обо всем.

Это было невероятно прекрасно…

… И отвратительно одновременно!

Друзья мои, автор позволил себе маленькие уловки, которые, будучи позволительны Александру Дюма (а я себя им ни в коем случае не считаю), простительны, полагаю, и мне. Например, когда молодой Уильям Шекспир прибыл в Лондон, такого театра, как "Глобус" еще не существовало: он появился несколько позже, когда Шекспир уже был известен и стал одним из его совладельцев. Первое время по прибытии в Лондон он играл и писал для театра "Театр", которым владел Джеймс Бёрбедж, но так как театр "Театр" звучит несколько странно, то я ввела сразу "Глобус", в чем честно и признаюсь.

А кому интересна биография талантливого молодого Уилла, который сыграет в нашей истории немаловажную роль, советую от души книгу Питера Акройда "Шекспир. Биография". Из нее мною были почерпнуты интереснейшие для нашего повествования вещи!

Итак, приятного чтения!

Глава 8

Они шли очень долго, по ощущениям несколько часов кряду, а суета и сутолока вокруг не смолкали ни на минуту. Лишь приблизившись к Лондонскому мосту, широкой улице с воротами на каждом конце, Соланж, по-прежнему зачарованная, наконец будто очнулась. И очнулась лишь потому, что, шагая по склизкому, запруженному телегами и народом булыжнику, заметила мертвые головы, насаженные на пики. Их здесь было не меньше десятка: волчьи, медвежьи и рысьи — они глядели на реку и проходящих людей невидящими глазами, а вороны рвали остатки истлевающей плоти.

Соланж прошибло ознобом.

Она и хотела бы, но не могла отвести от ужасного зрелища глаз.

Почему ЭТО здесь?

Что оно значит?

Подспудно ответ она знала, но надеялась, что ошибается.

— Перевертыши, — между прочим кинул Шекспир, заметив, куда она смотрит. — Говорят, провинившимся перед смертью снимают браслеты и дают обратиться, испытать один-единственный раз, каково это, быть собой, понимаешь? Слышал, для них это пытка… — Говоривший с тоской поглядел на мертвые головы. — А потом их казнят. Прямо так, как бы давая понять, что перевертыши — нелюди. Заставляют поверить, что они просто звери, не способные ни к чему человеческому…

— Ты как будто сочувствуешь им? — сухим горлом сглотнула Соланж.

Шекспир не сразу, но произнес:

— Я хорошо понимаю, каково это, сдерживать свою суть. — Его пальцы в пятнах чернил пробежались по вьющимся волосам. — Каждый день притворяться кем-то другим… кем-то менее значимым. Кем-то… — он попытался подобрать верное слово, но не сумел. Вопрос был болезненным для него, и Уильям разволновался. Продолжил, глядя девушке прямо в глаза: — Люди