Книга Цветочное сердце - Кэтрин Бейквелл

То, чем я занимаюсь, может изменить жизни. Спасти жизни.

Моя работа. Не наша работа.

Я взяла с полки малиновый томик и начала бережно переворачивать страницу за страницей. Эта книга, как и большинство других, написанных первыми Морвинами, содержала их личные познания о магии. Снадобья о сведении бородавок и катаракт. Заговоры на мир. Защитные талисманы.

– Вы хоть связь с ними поддерживаете? – спросила я. – Я их не видела с самого детства.

– Они мне часто пишут. Родные в полном порядке, и в Альбиле им куда лучше. Маме здесь было скучновато. – Ксавье встал рядом со мной у полки и начал бездумно переставлять книги из ряда в ряд. – Леонор намного лучше играет на гитаре. Далия в восторге от альбиланских парней. Инес увлеклась живописью.

«Они часто мне пишут».

Я снова почувствовала легкую досаду, вроде горечи, которая приходит только с дождем.

– А вы им пишете?

Ксавье поджал губы:

– Так часто, как получается. Я непременно расскажу родным, что вы теперь здесь. Они будут в восторге. – Ксавье легонько похлопал по корешкам. – Как бы то ни было, в этих книгах собрано немало знаний о древней магии, благословениях, проклятиях и так далее. Можете приходить сюда заниматься, когда пожелаете. Уверен, из книг вы почерпнете больше, чем от меня.

Я захлопнула том и, ухмыляясь, поднесла его к уху.

– Вряд ли книги – такие блестящие собеседники, как вы.

Ксавье потупился.

– Думаю, общение с людьми предпочтительнее. – Он резко развернулся и вышел из библиотеки. – Я покажу вам вашу комнату.

Я положила книгу на ближайший столик и проследовала за ним. Едва переступив порог библиотеки, услышала за спиной шорох, словно птица взлетела. Я резко повернула голову, чтобы посмотреть. Отложенная мной малиновая книга поднялась со стола, пронеслась по воздуху, словно птица-кардинал, и легко приземлилась на свое место на полке. Я улыбнулась, вспомнив, как мы с Ксавье играли в библиотеке и проверяли, чья книга быстрее улетит обратно на полку.

– Мисс Лукас! – окликнул Ксавье. Он ждал меня на лестнице.

– Почему вы зовете меня мисс Лукас? – спросила я, пока мы поднимались. – Вы настаиваете, чтобы я звала вас «мастер Морвин» или «ваше благородие»?

– Я… Так подобает. Мы уже не дети.

– Так подобает, – повторила я. – Здесь, кроме нас, никого нет!

Мне начинало казаться, что Ксавье не помнит, каким ребенком был когда-то. Как прыгал по камням, носился по пыльным дорогам, крепко обнимал меня, когда я ревновала, что у него есть мать. То был Ксавье. Сейчас передо мной шел человек очень важный и уважаемый. Его благородие. Мастер Морвин.

Еще один пролет винтовой лестницы – и мы попали в небольшой холл с одностворчатой пепельно-белой дверью, облупленная краска на которой обнажала древесину. Ксавье повернул оловянную ручку и открыл передо мной створку.

Эту комнату я смутно помнила. Она была круглая, с каменными стенами, выкрашенными в белый. В ней стояли березовый стол со стулом и зеркало. Кровать была застелена одеялом, испещренным розовыми, оранжевыми и желтыми ромбами. Над ней висел букет сухоцветов, рядом расположилась тумбочка с огарком свечи в подсвечнике. Одно круглое окошко зияло в стене у кровати, другое – напротив. Рядом с окном повесили маленькие пяльцы с вышивкой в виде поникших цветов и неаккуратной надписи, говорящей «Добро пожаловать!» обитателю комнаты. Голубой сводчатый потолок над окном покрывали настоящие легкие облака, которые уносились вдаль и растворялись в пустоте.

– Простите, что размещаю вас в комнате для гостей, – тихо сказал Ксавье, поставив на пол саквояж и сумку. – Комнаты моих родных фактически свободны, но…

– Здесь красиво, – перебила его я.

Эта комната не шла ни в какое сравнение с моим жилищем в Уильямстоне, полным воспоминаний, книг и неизменным ароматом сахара и ванили из кухни в другом конце коридора. Но робкий, отчаянный взгляд Ксавье казался очаровательным, и я постаралась ответить искреннейшей из своих улыбок. Вытянув шею, я выглянула в окно. Лаймово-зеленые холмы убегали к горизонту, как океанские волны.

Я охнула от внезапно нахлынувшего воспоминания:

– Мы играли здесь в пиратов!

Ксавье вскинул брови:

– Да, помню. Вы всегда были капитаном.

Было, но прошло. Я открыла сумку и вытащила свернутый плотным рулоном фартук.

– Теперь вы у руля. Пора начать уроки. Нечего тратить время на болтовню.

– Как ваш отец провел прошлую ночь? – спросил Ксавье.

Я плотно прижала фартук к груди, чтобы сдержать стон и дерганье моей магии. «Ты виновата, ты виновата, ты виновата».

– Боюсь, он не очень хорошо себя чувствует, – проговорила я. – Мадам Бен Аммар прислала ученика, чтобы о нем заботиться, но, боюсь… – Остаток мысли растворился в воздухе. – Даже думать об этом тошно. О том, что, просто живя рядом с моей магией, папа мог отравиться. – У меня сердце упало. – А вдруг… вдруг она и вам навредит?

– Вы всю жизнь рядом с отцом, и до сих пор ваша магия никак на него не влияла. И я уверен, что через несколько недель вы будете готовы его благословить. – Ксавье пожал плечами, словно ситуация была совершенно нормальной и контролируемой. – За такое короткое время со мной ничего не случится, – заявил он. Его уверенность граничила с наивностью. Страх и ужас пружиной сжались у меня в животе и заставили еще сильнее дрожать нижнюю губу.

Совсем как вчера, в поле моего зрения появился носовой платок. Ксавье протянул его с мягкой, извиняющейся улыбкой.

– Вот, пожалуйста! Плачьте сколько угодно.

С пылающими щеками я схватила носовой платок:

– Я… я думала, что проявление эмоций ожесточает магию.

– Да, оно дает ей выход. Но если никак не выпускать магическую силу, она накапливается и становится опаснее. Так что плакать… полезно, сами видите.

За все годы обучения ничего подобного я не слышала. Однажды папа заявил, что если записывать все сказанное мной за день, можно дважды наполнить любую библиотеку. А сейчас я будто онемела.

– Я… скучал по вам, – проговорил Ксавье.

Я вскинула голову.

Щеки его густо покраснели, совсем как в детстве, когда мать ерошила ему волосы передо мной. Оттого что он покраснел и от понимания, что причиной тому я, у меня засосало под ложечкой.

Тем не менее его слова уязвляли.

– Вы… скучали по мне? Но вы никогда не писали, – напомнила я. – Мне казалось, вы меня ненавидите!

Ксавье опустил голову, словно внезапно заинтересовавшись волнистым рисунком древесины половиц.

– Простите.

Этого было недостаточно, но хоть что-то, какой-то старт. Дверь между нами до сих пор казалась крепко запертой, а теперь, спустя такое долгое время, Ксавье начал ее отворять.

– Мне так хотелось увидеть вас на церемонии допущения, – тихо сказала я, представив Ксавье, до боли красивого, во фраке с белым галстуком-бабочкой, представив золотые искры и цветы, залпом окружившие его, когда ему шумно аплодировали.

Ксавье поскреб половицу ботинком:

– Вы ничего особо не пропустили. Просто множество магов выступали с речами.

Я рассмеялась легко и нервно:

– А вы до сих пор отводите взгляд, когда врете.

Ксавье заглянул мне в глаза, и у меня подскочил пульс.

– Ну, – проговорил он, – жаль, что вас не было на той церемонии.

Встреча с реальностью оказалась жестоким ударом. В отличие от Ксавье, я не была заслуживающим внимания магом. Не прошла аттестацию за год до положенного срока и не вошла в Совет в столь молодом возрасте. Я стала бестолковщиной, магия которой убивает ее отца.

Плечи напряглись. Кровь зашумела в ушах, магия эхом повторяла в моих мыслях: «Убивает ее отца, убивает ее отца, убивает ее отца».

Пока таяли моя надежда и ощущение яркости момента, комната словно тоже погружалась во мрак. На улице туча заслонила солнце, и одновременно над нами на миг потемнел заколдованный потолок.

Ксавье глянул на него и откашлялся.

– Ну, я… я должен оставить вас в покое. – Он отступил к порогу и показал на дверь у себя за спиной. – Вы, м-м-м, спрашивали про рычаг. Он… ну… в этом светильнике. Чтобы сделать горку. Если захотите. – Взгляд Ксавье метнулся от моего багажа к стиснутому в руке платочку. Затем приятель произнес: – Ну, устраивайтесь.

Я крепче сжала ткань:

– Вы же вроде сказали, что нас ждут дела.

– Всему свое время.