Книга Ленинградский панк - Антон Владимирович Соя

Но вести домой к жене и ребенку это косматое вонючее чудище, уплетающее за обе щеки купленные ему батон и палку колбасы, не представлялось возможным. Я позвонил своей доброй знакомой Ане, всю жизнь проработавшей медсестрой в дурке на Обводном, и она тут же договорилась с главврачом, что он разрешит алкоголику и бомжу Кольке перекантоваться у них, пока я решаю его вопросы. И сбежать ему оттуда будет куда сложнее, чем из обычной больнички. Уж что-что, а сбегать из больничек Коля любил и умел. Но принять в дурке его могли только официально от психиатрической скорой. А вызывали ее только менты. Конвисер уже пытался сегодня положить его в больничку через медпункт Московского вокзала. А когда их, даже не выслушав, стали выгонять, наивно объяснил, что Колю нужно срочно госпитализировать – вон у него все руки покусанные. Тогда медсестра вызвала нажатием кнопки наряд автоматчиков – Сашку и Колю положили мордами в пол – спасибо, что не расстреляли и даже отпустили восвояси.

И вот теперь наша живописная троица отправилась сдаваться в ближайшее отделение милиции. Добровольно! Такого в Колиной жизни еще не было. По дороге я изложил Коле свой план по его эвакуации на курорт в дурку. Он усиленно кивал головой, блаженно улыбался, и вообще старательно прикидывался все понимающим зайчиком. А вот уж кто все точно понимал быстро и четко, так это менты. Их совершенно не интересовало, зачем две мутные личности со странными фамилиями (они нас их, кстати, даже не спросили) хотят определить пьяного бомжа в дурку. Пять тысяч рублей в качестве документа и аргумента их вполне устроили. Симпатичные ребята из психиатрической скорой помощи приехали неожиданно быстро. Выслушали наш бред (им же не привыкать) и согласились отвезти Колю в психушку. Осталась самая малость. Освидетельствовать его и признать невменько. Но здесь-то уж точно никаких проблем не ожидалось. Особо притворяться Коле не было нужды. Он уже давно был кукушечный. А тут еще и мы настойчиво попросили его просто мычать и не отвечать на вопросы. Он помычал и не ответил. Врубился – решили мы – отлично!

И вот, представьте себе этот прекрасный концептуальный спектакль: ночь, обезьянник в отделении милиции на улице Марата, крашеные в зеленый болотный цвет стены, дежурный мент, врач скорой, пьяный спящий бомж Михайлов и мы с Конвисером.

Врач (расталкивая Колю):

– Просыпаемся. Здравствуйте. Как вас зовут?

Коля (перестает храпеть, открывает мутные глаза, недовольно щурится от яркого света, оглядывается, видит нас с Конвисером и, расплываясь в блаженной улыбке, подмигивает нам, успокаивая – я все помню, расслабьтесь, чуваки) смотрит на врача, но вовсе не мычит, а сипит:

– Коля. (Прокашливается и отвечает четко и ясно.) Николай Васильевич Михайлов.

Мы с Конвисером в ужасе строим Коле страшные рожи, усиленно машем на него руками, а он, довольный произведенным на нас эффектом, всем своим видом показывает, что все помнит и нас не подведет.

Врач (недоуменно поглядывая на нас):

– А какой у нас нынче день, милейший? Дату назовите: год, месяц, день недели.

Коля (морщит грязный лоб, грустит):

– А черт его знает.

Мы с Конвисером выдыхаем. Врач что-то довольно фиксирует в своих бумагах.

Коля (радостно):

– Вспомнил, бля! Вроде 2005-й? Октябрь. Пятница, что ли?

Врач морщится, как от зубной боли. Смотрит на нас, вопросительно подняв брови. Мы прячем глаза.

Коля (торжествующе):

– Ну, что? Правильно? Попал?

Мент смеется. Ему, гаду, смешно. Мне не очень.

Врач (вздыхая, показывает на нас пальцем):

– Ну, а это кто такие? Вы их узнаете?

Коля (недоуменно хмыкает, смотрит на врача, как на полного идиота):

– Ха! Конечно, узнаю. Это ж друзья мои любимые! Тося и Конвисер. Пришли за мной. Чтоб я друзей своих не узнал? Ну, ты даешь.

Руки у меня окончательно опускаются и немного трясутся. Хотят сомкнуться на Колиной шее. Мент хохочет в голос. Врач стремительно выходит на улицу. Мы с Сашкой бросаемся за ним.

Врач:

– Извините, ничем не могу помочь. Не наш пациент. Разбирайтесь сами.

Я:

– Да, он – гад такой, на самом деле полное невменько. Это редкое просветление. Пропадет ведь. Жалко.

Врач, садясь в машину:

– Извините.

Я (протягивая деньги):

– А может решим как-то?

Врач:

– Ни в коем случае.

Захлопывает дверь и уезжает. Мы с Конвисером остаемся одни перед ментовкой, смотрим друг на друга. Злиться на Колю не получается. Получается смеяться. Но это нервный смех.

– Друг-то наш Колька, любимый, родной, вон какой молодец, – говорит Конвисер. – На все вопросы правильно ответил! Ему в «Что? Где? Когда?» с Друзём играть надо. Друзь наш Колька!

– Нет! – говорю я, – пошлем его в «Кто хочет стать миллионером?», умницу такого.

Ну, а что? Пришлось заплатить ментам еще пятерку, чтобы знатоку Коле разрешили переночевать в обезьяннике. В шесть утра я пришел за ним, и мы отправились пешком в «американскую» ночлежку, которая каким-то чудом влачила свое существование неподалеку от площади Александра Невского.

Здравствуй, приятель.

Твой вид мне приятен:

Милая внешность,

Ты друг мне, конечно.

Александр Лукьянов

Мой друг Колька Михайлов, кстати, никогда не был мне другом. Таких друзей – за хрен да в музей. Я дружил с его ближайшими товарищами Димкой Бабичем и Сантёром, а Колян прилагался к ним. Он и Макс Васильев. Два отчаянно талантливых «соловья» из Купчино, самого гопницкого спального района города-героя Ленинграда. Сантёр жил в соседнем со мной доме в типичном купчинском дворе с хоккейной коробкой, обрамленном девяти– и пятиэтажками между улицей Димитрова и Бухарестской. А Димон с Коляном жили (в пятнадцати минутах ходьбы от нас) через парадную друг от друга в огромной девятиэтажке на Будапештской, которая словно средневековая крепость замыкала внутри себя просторный двор. В этом же дворе жил Густав, барабанщик «Кино», правда, не знаю, зачем вам эта информация.

К тому времени, как я стал с ними плотно общаться (к концу 82 года) – одноклассники (четыре будущих панк-рокера в одном классе!) Сантёр Лукьянов, Димка Бабич, Коля Михайлов и Макс Васильев окончили восьмилетку и разлетелись кто куда, как горошины из лопнувшего стручка. Сантёр и Бабич пошли доучиваться в разные купчинские школы с немецким языком, а Макс и Колян отправились в путяги. Михайлов учился на резчика по дереву в том же ПТУ, где до него учился Цой, а после него Горшок с Князем – настоящая кузница панк-рок-кадров, надо бы там резную доску повесить.

Поступайте в наше ПТУ

Здесь поднимут ваш КТУ.

Здесь бассейн и самбо.

И