Книга Хочу тебя жестко - Анна Шварц

внимательный до дрожи взгляд, ощупавший меня с ног до головы. — Тут женский туалет. Извращенец, ты подглядывал?

— Скажи свою фамилию. — произносит он, и я выпадаю в осадок от его голоса. Это что, шутка? Откуда у нас в институте обладатель такого завораживающе мягкого, подавляющего тембра, от которого у меня чувство, что под ногами не твердый пол, а зыбучие пески?

— Еще чего тебе сделать? В ножки поклониться? — фыркаю я и нервно дергаю сползшую из-за удара лямку рюкзака на плече, отчего он подпрыгивает, и из раскрытого чертовой Аленой кармашка, в котором она рылась в поисках влажных салфеток, вылетает розовая ручка с ламой, ключи на цепочке с бабочками и студенческий в милой обложке с единорогами. — Придурок, это все из-за тебя!

Я нагибаюсь, начиная сгребать все с пола и слышу усмешку.

— Ну, ты, все же, поклонилась. Цветкова Екатерина.

— Заглохни. — советую ему я, хватая раскрытый студенческий на полу. После я запихиваю все в сумку, и, резко развернувшись к студенту спиной, бросаю на прощание: — И сотри ухмылку со своего смазливого лица, а то все в институте узнают, что ты извращенец, трущийся возле женских туалетов.

Я ухожу, чувствуя между лопаток до дрожи пристальный взгляд. Брр. Мне нравятся симпатичные парни, за исключением избалованных и наглых мажоров, но этот из другого теста. После него остается тсранное ощущение, словно я чудом сбежала из террариума. Может он и впрямь извращенец? Я людское нутро хорошо чую.

В аудитории я занимаю сразу шесть мест, разложив на них тетради, и, достав из рюкзака булку, с удовольствием вгрызаюсь в нее, унимая урчащий от голода живот. Господи, люблю своего брата, который запихнул мне с утра эту плюшку в рюкзак. Он самый заботливый брат в мире.

— Катя, опять булки жрешь? — звучит над головой недовольный голосок Светы, и я поперхиваюсь от неожиданности. Черт, явились, не запылились. Быстро же они. — Жопа не влезет в двери института.

— Отстань ты уже. — огрызаюсь я.

— Бове, у мевя вубы бволят. — шепелявит рядом Алена, и я, удивленно обернувшись, лицезрю эту дуру с кроваво-красными варениками, накрашенными далеко за контур. Она плюхается рядом со мной на стул, растопырив перед лицом пальцы. — Я фоть новмально вывляву?

— Отвратительно. — выдаю я. — Похоже на жопу мартышки. Еще и слюна стекает. Тебе же сказали, что нельзя красить губы после процедуры? Что, если они у тебя сгниют?

— Но нофый фрефод...

— Ой, забей. — мрачно произносит Лиза, у которой, все-таки, умудрились, похоже, отобрать мамину “Живанши”. — Отрежут ей вареники, оставив на лице дырку - будет знать. Тупица тупая. У нее они уже опухли больше, чем надо.

— Эфо тфоя франая фомада!

— Это ты сраная, а помада - Живанши!

— Возьми салфетку и сотри, пока не поздно. — советую ей я, протягивая бумажный квадратик, который брат заботливо закинул в пакет вместе с булкой.

— Она фто, ф фаренье? — подозрительно смотрит на нее Алена. Кажется, адекватная часть ее личности начинает побеждать, и она, все же, нехотя тянется к салфетке. Конечно. Ее губы будто бы на глазах растут. Похоже, помадой она спровоцировала еще больший отек.

В этот момент дверь справа в аудитории с тихим стуком открывается, и большая часть студентов дружно поворачивают головы в ее сторону.

— Только уголок запачкался в варенье. — продолжаю я, не обращая внимания. Краем глаза я вижу темную фигуру, спускающуюся к преподавательскому столу, но я не Алена или Света, надеющиеся узреть Аполлона вместо препода, и уверена, что там нет ничего интересного. — Алена! Ты... — я смотрю, как она выпускает салфетку из руки и та планирует на грязный пол. — Ты дура?

— Ф жопу тфою салфетку! — подруга даже меньше начинает шепелявить. Она сидит, уставившись широко открытыми глазами вдаль, в сторону электронной доски. — Ты только пофмотри на него! Новый пфрефод! Вот это экфемфляр!

Что?

Я резко оборачиваюсь, чувствуя, как взлетает громкость и напряженность шепотков во всей аудитории. Что они там увидели, что...

Я даже не успеваю додумать мысль, как пересекаюсь с пронзительным и пристальным взглядом знакомых зеленых глаз. Так и замерев с недоеденной булкой в руке, я пялюсь шокировано на того самого извращенца, встреченного возле туалета.

Он небрежно кидает какую-то папку на преподавательский стол. Обычно, человек, оказавшийся под пристальным вниманием десятков студентов, немного смущается, и нервничает. Все по-разному: кто-то слишком лучится дружелюбием, начиная подыгрывать студентам, кто-то спешно пытается начать вести урок, даже не познакомившись как следует.

Но этот, кажется, вообще чувствует себя отлично. По крайней мере, быстрый взгляд, которым он окидывает аудиторию, показывает, что мы для него не больше, чем глупые мартышки в клетках.

И он снова смотрит на меня!

— Создайте тишину. — его голос звучит так, словно он не сомневается, что ему все повинуются - ну, так и происходит. Разговоры тут же становятся ниже и превращаются в едва шелестящие шепотки. — На ближайшее время - я ваш новый преподаватель по информационным технологиям.

“Блин” — мелькает в сознании. Я что... Я наехала на своего будущего препода? Боже мой. Катя, ты идиотка. Я чувствую его давящий взгляд, который по-прежнему направлен на меня. Он все запомнил.

— Катя, спрячь булку, дура! — шикает Света, и я растерянно опускаю руку.

— Она сражена наповал. — хихикает Таня слева от меня. — Кажется, мы нашли экземпляр, которому Катькина девственность, наконец, будет принесена в жертву.

— Пошли вы. — шепчу я.

— Скафите, фто я ф бфольницфу. У феня фейфяс фуфы ффорфуффя. — совсем неразборчиво стонет рядом Алена, и, резко смяв в руке бумажку, поднимается и выбегает из аудитории, прикрывая рукой лицо.

— Тупица. — хмыкает Лиза, вытирая салфеткой свою дорогую помаду. — Все-таки, ей ампутируют ее жуткие губищи.

Мне сейчас плевать на Алену - сама виновата. У меня другие проблемы. Я в шоке держу под столом булочку, чувствуя, как сахар на ней подтаивает в руке. Что мне теперь делать? Подойти после пар и извиниться? Он такой молодой, может и не воспринять извинения. Только взрослые преподаватели милостивы к глупостям студентов.

Как я его обозвала? Извращенцем и придурком? Боже...

— Цветкова Екатерина. — словно топор палача, обрушивается на меня его голос, и я вздрагиваю, подняв растерянный взгляд. О, нет. Он реально меня запомнил. Теперь я это точно знаю. На его лице