Книга Проклятье египетского жреца - Виктория Лисовская

крепость, пока ворота открыты! – гневался царевич, но военачальник был прав.

Войско больше не повиновалось ни Раджедету, ни даже сыну фараона Тутмоса Великолепного.

Колесничие, лучники, копейщики думали сейчас только о добыче. Они срывали с раненых и убитых воинов дорогие одежды, пояса с драгоценными застежками, забирали острые мечи и кинжалы, отрывали золотые пластинки с колесниц, раненых мятежников связывали, забирали их в плен.

На поле боя творилось что-то невообразимое.

Началась драка самих египтян за дорогие доспехи, грабеж проходил под стенами крепости, где уже закрылись ворота. Время было упущено, со стен снова донеслись проклятия, а затем защитники Керме начали кидать камни на головы египтян.

Раджедет протрубил сигнал вернуться в лагерь, предварительно поставив умелых лазутчиков с военными отрядами с каждой стороны крепости.

– Мы должны идти на приступ прямо сейчас! – громко заявил в своем шатре Аменхотеп во время совета.

– Мы обязательно пойдем на приступ, но только с наступлением ночи! Сейчас нужна передышка, о мой господин! – низко склонился Сахебу.

– Ты не понял, презренный раб моего шакала, сын бога Ра сказал тебе, чтобы воины штурмовали стены прямо сейчас, – зашипел с придыханием жрец Хапу, яростно сверкая глазами. – Или ты, сын раба, осмелился ослушаться нашего повелителя?

Сахебу покраснел до кончиков ушей, гневно смотрел на Хапу, склонив голову перед царевичем.

На помощь ему пришел Раджедет:

– О мой господин, да будет Амон милостив к тебе! Сейчас воины устали и ослабли, через пару часов они восстановят силы, и под покровом ночи Сехмет будет милостива к нам, и мы сможем атаковать Керме, – кинулся он ниц, целуя ноги царевича.

Аменхотеп поднял вверх ладонь.

– Я услышал тебя, воин, я прислушиваюсь к твоему мнению! – важно сообщил царевич.

– Только верховный жрец Сехмет и Хатхор знает о воле богинь, знает, как и когда они будут милостивы к нашему войску, – вступил в спор с Раджедетом Хапу.

– Воля Хатхор и Сехмет определится на поле брани, – важно поклонился ему Раджедет, – и мой господин, сын бога Ра, примет верное решение!

– Да, вы правы, через пару часов с наступлением темноты начинаем штурм! – царевич Аменхотеп радостно хлопнул в ладоши.

Июнь 1869 г. Санкт-Петербург

Глафира хмуро резала овощи для салата, печально чистила свеклу и морковь, со вздохом мыла зелень. Ее мысли были далеки от приготовления обеда, горничная снова и снова перебирала в голове утренний разговор с полковником Филиным. Да как он мог?! Как он мог выгнать ее, даже не выслушав?! Ведь действительно (Глафира была готова в этом поклясться) – она видела рваную рану на боку у Архипа, но почему тогда доктор Лосев не указал на нее сыскным людям? Неужели профессиональный врач не заметил? Или не захотел замечать? Ведь за обедом у княгини египтолог Лурье рассказывал, что именно через разрез в левом боку доставали внутренние органы при подготовке умершего к процедуре мумификации.

Мумификация – опять мумификация! Из конюха сделали мумию, попытались, по крайней мере, тогда что же получается: все убитые девушки с Васильевского тоже должны были стать мумиями, но Расчленитель не успел?

Глафира застыла на месте, обдумывая такую неожиданную, но логическую догадку, она так глубоко задумалась над делом, что чуть не отрезала себе палец.

Громко ойкнув, горничная принялась поливать порез ледяной водой из кувшина, хмуро наблюдая за ярким ручейком алой крови, скользившей по тазу.

– Как же больно! – запричитала Глафира. – А бедняжки на Васильевском, им как больно было, когда их резали! – чуть не заплакала горничная. – Нет, так это оставлять нельзя! Этот же убивец сам не остановится, пока еще десяток мумий не наделает. Хотя зачем ему мумии? Больной, что ли, какой-то? Одержимый Египтом?

Глафира снова задумалась, кровь с пораненного пальца стекала уже бурным потоком.

За такими размышлениями застал свою служанку Аристарх Венедиктович. Мигом оценив обстановку, он перевязал палец Глаши своим шелковым кружевным платком и сразу же пошел в наступление:

– Глашенька, душа моя! Что тут такое делается? Ты так кровушку свою всю выпустишь, а меня потом все соседи осуждать будут, по углам шептаться, что я невинную душу сгубил! Ай-ай-ай! Ты чего это?! Ты вся не своя нынче!

– Извините, Аристарх Венедиктович, – поклонилась Глафира, – я немного задумалась.

– Я даже знаю, о чем ты печешься! – сурово сдвинул брови Свистунов. – Небось, опять расследование обдумываешь, а у самой ни салат не готов, ни борщец не доварен. Я тебе миллион раз говорил…

– Да знаю я, – фыркнула девушка. – Говорили не совать свой нос в ваши расследования, но я…

– Да нет, я не об этом, – хихикнул Аристарх Венедиктович. – Я тебе миллион раз говорил, что думать о деле можно… только когда внесен аванс за расследование! – победоносно улыбнулся сыщик.

– Внесен аванс? О чем вы? – Глафира так удивилась, что даже забыла о пораненном пальце.

– А вот о чем, – Свистунов достал из кармана удивительной красоты деревянную шкатулку, открыл ее. На бархатной подушечке в шкатулке лежал огромный и чистый как слеза бриллиант, блестя всеми своими гранями на солнечном свете, падавшем из кухонного окна.

Глафира даже ахнула от изумления.

– Какой красивый! Что это?! – всплеснула она руками.

– А это, душа моя, и есть аванс! Теперь можно и расследованием заняться! – лукаво улыбнулся в пышные усы сыщик.

– От кого он? – Глаша осторожно притронулась к шкатулке, с трепетом рассматривая драгоценность.

– От твоего любимого Асхаба, – кивнул Аристарх Венедиктович. – Утром из больницы нарочный привез.

– Он жив? Он пришел в себя?! – против своей воли обрадовалась Глаша.

– Пришел в себя, но очень слаб, доктора к нему никого не пускают. Но мне передали от Асхаба записку, где он просит найти того, кто покушался на его жизнь, а этот бриллиант он передает мне в качестве оплаты, – серьезно объяснил сыщик.

– Значит, надо найти убийцу Архипа и того самого Расчленителя с Васильевского, – подтвердила Глафира, уже весело улыбаясь. – Я уверена, что эти преступления связаны между собой.

– А вот теперь расскажи мне, милочка, с чего ты это решила? – Аристарх Венедиктович уселся на стул, взял из вазочки румяное яблоко и вонзил в него зубы.

– А подскажите, Аристарх Венедиктович, в записке было указание, что делать с поисками бородки сфинкса? У нас ведь еще одно дело от каирца! – вспомнила Глафира.

Господин Свистунов махнул рукой.

– Погоди ты с этими сфинксами! Тут есть реальное дело, можно сказать, вчерашнее, а твоя бородка тридцать лет назад потерялась.

– Так в записке он написал что-нибудь про сфинксов? – не унималась горничная.

– Нет, ничего не сказано. Он только просил найти того, кто хотел его умертвить! – покачал головой сыщик.

Теперь Глафира задумалась о деле по-настоящему, но