Книга Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов

как проходила вербовка на селе, также можно су­дить по рассказу уроженки Московской области Анны Иванов­ны Трубчаниной:

— Как-то летом в сорок шестом году пришли к нам на колхозное поле какие-то представители из райцентра и объяви­ли, что происходит вербовка желающих ехать в Восточную Пруссию. Многие испугались: как же это? Ехать в Германию, к врагам?! Меня мама считала в семье за старшую, так как сестра Зина работала в летнем военном городке и с нами не жила, а брат Миша еще не демобилизовался из армии. Я это объявле­ние сначала как-то мимо ушей пропустила. Потом собрали собрание колхозников, где сказали, что от нашего сельсовета надо отправить две семьи. Многие испугались. Из соседнего колхоза отправилась семья Затрускиных, и надо было отпра­вить одну семью из нашего колхоза. Я была девчонкой отчаян­ной и уговорила всю семью: поедем в Германию, посмотрим на новые края!

Льготы переселенцам

Наш собеседник — Сергей Владимирович Даниель-Бек — рассказывал:

— Когда вербовщики агитировали, немало привирали. Гово­рили, например, что можно найти в городе пустой особняк или квартиру и занять их. А мы за войну привыкли, что нас часто обманывали, поэтому на многое не рассчитывали и не разочаровывались. Главное, за чем мы ехали — за твердо нам обещанным военным пайком третьей категории для всех чле­нов семьи. И действительно, получали его четыре месяца.

Льготы, указанные в объявлениях и обещаниях агитаторов, выглядели по тем временам весьма привлекательно: бесплат­ный проезд, провоз имущества и скота (до двух тонн на се­мью); подъемные — 1000 рублей на главу семьи и по 300 рублей на иждивенцев; дом на селе — бесплатно; корова или ссуда на ее приобретение — в размере трех тысяч рублей. Кроме того, пере­селенцам прощались недоимки и давалось освобождение на три года от налогов и обязательных госпоставок.

...20. Обязать Министерство торговли СССР (т. Любимов):

а) продать каждой переселенческой семье колхозников специалистов сельского хозяйства] на месте по госценам: 1 пальто, 30 метров хлопчатобумажных тканей, 10 литров керосина, 10 килограммов соли, 40 коробок спичек — и каждому члену семьи: пару обуви, 1 головной убор (платок, шапка), по 2 пары носков и чулок, 2 катушки ниток и 1 кг хозяйственного мыла...

Из постановления Совета Министров СССР №1522 от 9 июля 1946 года

ГАКО. Ф. 183. Оп. 5. Д. 1.Л. 13

«Денег дали тысячу рублей, материал на пальто, ситец...» (Анна Андреевна Солдатова). «По-моему, на главу семьи триста рублей и на иждивенца — сто рублей. Я вот уже точно забыла, сколько давали. Помню, корову давали, овечек, по­росенка. Все бесплатно» (Александра Ивановна Митрофа­нова).

В воспоминаниях наших собеседников встречается много сведений о льготах: нам называли разные суммы подъемных, полученных при оформлении документов. Кто-то недополучил продуктов, кто-то — промышленных товаров. О многих льготах люди зачастую не знали, и этим могли воспользоваться чинов­ники, отвечающие за снабжение переселенцев. А иногда пересе­ленцам просто нечего было дать.

Колхоз дер. Просовицы Меленковского района [Владимирской области] на день переселения гр. Егоровой А.Д. в Калининградскую область имел на колхозной ферме всего лишь двух поросят и одиннадцать голов овец, а птицефермы совершенно не было и нет. Несмотря на то, что райисполком настаивал на том, чтобы выдали одного поросенка и двух голов овец, колхоз в выдаче упомянутых отказал, мотивируя отсталостью колхоза и наличием незначительного количества на ферме овец и поросят в этом большом, но отсталом колхозе.

Что касается отказа гр. Егоровой в оплате за выработанные ею трудодни, то причиной этому послужило отсутствие продуктов, которыми следовало уплатить гр. Егоровой за работу. По этим причинам, заявил тов. Прогрессор, ряд последних лет не получали продуктов за выработанные трудодни и все остальные колхозники упомянутого колхоза.

Из докладной записки инспектора И.Д. Лисина начальнику Переселенческого управления при Совете

Министров РСФСР, 2 апреля 1947 года ЦГА РСФСР. Ф. 327. Оп. 2. Д. 623. Л. 109

Возможно, кое-что забылось за сроком давности, да и не все воспользовались в полной мере льготами, перечисленными в постановлении №1522. И все же для многих переезд и прави­тельственные льготы казались спасением от голодной смерти.

Рассказывает Раиса Кузьминична Ежкова из Коврова:

— Поголодали в войну. Дочь я схоронила. Хотели хоть ос­тавшихся детей спасти. Муж у меня неплохо зарабатывал, по две тысячи до войны приносил. Добро наживали — диван купи­ли, шифоньер. А в войну пришлось вещи продавать, на про­дукты меняли. Я даже занавесочки с окон сняла и на базар понесла. На карточки сыт не будешь. Родне никому не говори­ли, что уезжать собрались. Только когда переселенческий билет получили, сказали им. Они нас провожать приходили. Ругали нас за то, что на немецкую землю едем. Как, говорят, будете с немцами жить? А что, немцы не люди, что ли? Такие же, как и мы. Вот. Оформили документы в горисполкоме и поехали.

Об этом же говорила и Татьяна Семеновна Иванова из Витебской области:

— В сорок четвертом году фашистов прогнали, я стала рабо­тать в колхозе. Голодно было. Ни комбайнов, ни вообще ника­кой техники. Поля заставлены разбитыми танками, машинами. Так что мы на себе пахали, боронили, сеяли. Была у нас одна оставшаяся лошадь, так мы ее потом от голода зарезали, разде­лили и съели.

Желание уехать от старой жизни порою имело под собой и другие основания. Зимой 1937-1938 годов у Александра Авгу­стовича Мелнгалва был арестован отец: «Мы приехали еще и потому, что на мать смотрели как на врага народа, вернее, как на жену врага народа. Мы думали, что на новом месте все будет по-другому».

Не слишком доверяя официальной агитации, люди стреми­лись получить побольше достоверных сведений от тех, кто уже побывал в Кёнигсберге или поблизости в Прибалтике.

Из воспоминаний Николая Петровича Мухина:

— Моя жена переговорила со знакомым чекистом. Тот знал Восточную Пруссию и сказал, что мы едем