Книга Доброе дело - Михаил Иванович Казьмин

словоохотливой.

— Ох, Алексей Филиппович, — многозначительно понизила она голосок, выслушав мой вопрос, — наверное, не надо мне этого говорить, но сдаётся мне, был у Николеньки в доме Гуровых известный интерес… Надеюсь, вы меня правильно понимаете…

Я сделал вид, будто не понимаю её вообще никак, и, похоже, сильно упал в глазах девицы как человек настолько невоспитанный, что довести до него свою мысль, удерживаясь в рамках приличий, ей оказалось невозможно.

— Я имею в виду определённое увлечение, свойственное молодому человеку… — опустив глазки, тихо произнесла младшая Погорелова.

— То есть, Елизавета Матвеевна, вы хотите сказать, что у вашего брата с кем-то в доме Гурова была любовная связь? — терять мне было нечего, и перспектива выглядеть испорченным сухарём, который во всём видит одни непристойности, меня уже не пугала.

— Ой, что вы! — девица всплеснула руками. — Я вовсе не хотела ничего такого сказать! Я даже и не знаю ничего! Но Николенька всегда так волновался и загадочно улыбался, когда мы собирались к Гуровым…

М-да, тяжёлый случай. Вот сиди теперь и гадай — то ли и правда Погорелов-младший закрутил интрижку в дядином доме, то ли девица начиталась любовных романов и воображает себе невесть что. Начни я сейчас её расспрашивать, она запросто уведёт меня в такие непроходимые дебри домыслов, намёков и фантазий, что я буду блуждать в них безо всякой надежды выбраться. Смотрелось такое будущее совершенно безрадостным, поэтому задавать Елизавете Матвеевне наводящие и уточняющие вопросы я не стал, а увиденный мною способ побудить госпожу Гурову-младшую более подробно и предметно изложить свои не то догадки, не то придумки отложил на потом, поскольку способ этот требовал некоторой предварительной подготовки.

— Алексей Филиппович, может, всё-таки по чарочке? — с надеждой спросил старший Погорелов, когда я зашёл попрощаться. Я согласился, оставались у меня ещё вопросы к нему, и в доверительной обстановке совместного распития горячительных напитков я рассчитывал получить наиболее близкие к правде ответы.

— Матвей Николаевич, а часто ли Анна Модестовна с Николаем Матвеевичем и Елизаветой Матвеевной гостили у Гуровых? — поинтересовался я, когда мы пропустили по чарке анисовой за наше приятное, пусть и произошедшее при столь печальных обстоятельствах, знакомство, и ещё по одной — за скорое благополучное разрешение объединившего нас дела.

— Раньше-то часто, каждую седмицу почти, да я и сам нередко заглядывал, — ответил Погорелов. — А как женился Захар Модестович на этой… — определение молодой жены Гурова Погорелов пропустил, но скривился настолько выразительно, что я его понял, — то я совсем перестал его навещать, да и Анна с детьми не чаще раза в месяц ездили.

— И давно Захар Модестович совершил сей опрометчивый поступок? — как-то раньше мне сведений о том не попадалось, вот и захотелось уточнить.

— Три года почитай как, — поморщился Матвей Николаевич. Что ж, больше мне у Погореловых делать было пока нечего, и уже вскоре я их покинул.

Дойдя до Елоховской губной управы, я обнаружил, что Шаболдин ещё не вернулся, и принялся его дожидаться, прохаживаясь взад-вперёд перед входом. Стоять на месте не хотелось, так ожидание казалось более скучным, да и ногу упражнять следовало, потому как трость с некоторых пор стала мне надоедать, и очень хотелось поскорее от этой подпорки избавиться. Дома я давно уже обходился без неё, а вот выходя на улицу, всё же брал с собой — мало ли, пригодится, ежели устану. Пригождалась мне трость, слава Богу, всё реже и реже, но совсем от неё отказаться пока не получалось.

Пристав появился через полчаса с небольшим, и за время ожидания я успел обдумать услышанное у Погореловых, а заодно у меня появились кое-какие вопросы и к самому Шаболдину. Я изложил приставу свои новости и от себя добавил, что требовать от Елизаветы Погореловой более точного указания на предмет любовного интереса её брата в доме Гурова, на мой взгляд, пока не следует.

— Почему? — спросил Шаболдин.

— Очень может оказаться, что она себе это напридумывала, — поделился я сомнениями. — Или неправильно, по житейской своей неопытности и неискушённости в любовных делах, оценила увиденное или услышанное. В любом случае есть у меня верный способ точно выяснить, что сама она о том думает, тогда и будет видно, допрашивать младшую Погорелову или нет.

— Что же, Алексей Филиппович, положусь тут на вас, — подробностей пристав от меня не потребовал, что я посчитал признаком доверия.

— У вас-то что нового, Борис Григорьевич? — поинтересовался я сегодняшними достижениями Шаболдина.

Ничего нового у него, увы, не оказалось. Пристав с неудовольствием поведал, что ни обыски с применением поисковых артефактов, ни опросы жителей дома так и не привели к находке завещания Гурова. Тут я пока ничего сказать не мог, поскольку к Гуровым собирался только завтра, чтобы составить себе личное о них впечатление, но вот по Погорелову у меня вопросы ещё имелись.

— Борис Григорьевич, а у вас не было желания устроить Погорелову допрос под заклятием или передать его монахам? — спросил я.

— Желание-то было, — с невесёлой усмешкой признал пристав, — но по здравом размышлении я от него отказался.

— Что ж так? — не понял я.

— Монахи за него после заключения доктора Штейнгафта об отсутствии следов наведения и не возьмутся, — пояснил пристав, — а что же касается допроса под заклятием… Я о том и так думал, и этак, и уже почти было решился, но тут пришли вы и в свете интереса его высочества мне такое решение не кажется разумным. Хотя, конечно, если никак иначе мы с вами ничего ту не проясним…

Ну да, понятно. Не хочет Шаболдин укладывать на больничную койку человека, в судьбе которого принял участие брат самого государя, остерегается. Что ж, будем, стало быть, разбираться с упорством младшего Погорелова своими средствами…

Глава 5. Гуровы

Фёдор Захарович Гуров, оставшийся теперь среди Гуровых старшим, принял меня с заметной настороженностью, и несмотря на мои заверения, что его высочество царевич Леонид Васильевич заинтересован в самом беспристрастном розыскании по делу, а вовсе не в чём-то ещё, продолжал держаться слегка отстранённо. Впрочем, от любезности ответить на несколько вопросов посланца царевича, понятно, не отказался и даже предложил выпить по бокалу токайского.

Заглянув перед походом к Гуровым в Бархатную книгу, я узнал, что у Фёдора Захаровича есть брат Василий двадцати семи лет и сестра Алевтина двадцати пяти