Книга Избранное - Бабарахим Машраб

Машраб, к несчастью!

* * *

Мой светлый дух — предвечный трон, а сам я — небосклон,

Весь мир моим огнем спален, а сам я — жар пламен...

Мне в этом мире, как ни бьюсь, приюта не найти,

Я смерчем без любимой вьюсь — пришлец иных сторон.

Мечту о счастии тая, был роком я гоним,

В злосчастии рожден был я: удел мой — плач и стон.

Поверь мне: кто любви не знал, в том веры тоже нет,

Но я склонюсь пред тем, кто пал под тяжестью бремен.

Да будет внятна боль моя лишь претерпевшим боль,

А для невежд — загадка я, след Ноевых времен...

Знай: у людей понятья нет, откуда я пришел,

А спросят, кто я, — вот ответ: нет у меня имен.

Не ангел-небожитель, сам а — человечий сын,

Сын Намангана я, и там на свет произведен.

Сегодня, детище стыда, ты пал во прах, Машраб,

Но всем влюбленным в День суда — и власть ты и закон!

* * *

Кипарис ты мой цветущий, о моя отрада, где ты?

Розоустый светоч кущей, украшенье сада, где ты?

Сколько дней уж я, несчастный, сердцем о тебе тоскую,

Прелесть речи сладкогласной, уст моих услада, где ты?

Сколько дней в тоске безгранной, разлученный, я рыдаю, —

О покой души желанный, сердце жжет досада: где ты?

Нет тебя — и сердце хворо, и больному телу плохо, —

О любви моей опора, дух мой, светоч взгляда, где ты?

Истекли слезами очи, я томлюсь в пустыне горя,

Стоны мучат все жесточе, горе — горше яда, — где ты?

Ты, Машраб, сгорел от муки, жаждешь ты живящей влаги, —

О краса, с тобой в разлуке что еще мне надо, — где ты?

* * *

Ужели ты убить меня, ужели меня сжечь захочешь,

Ужели, муками казня, меня в беду вовлечь захочешь?

Ужели очи-палачи меня ресницами изрежут?

Ужель взметнешь слова-бичи — исторгнуть злую речь захочешь?

Ужели на землю с небес меня низринешь, опозорив,

Ужель, как птицу, под зарез отдашь меня — иссечь захочешь?

Ужели соколом взлетишь и птицу сердца растерзаешь

И, дробным боем руша тишь, меня в силки завлечь захочешь?

Я сам умру, — о, пожалей, не нужен жертве страсти саван, —

Ужели кровью ты моей окрасить острый меч захочешь?

Я, как Мансур, — у той черты, где пьют вино заветной клятвы, —

Ужели к виселице ты меня с позором влечь захочешь?

А если я мою любовь предам и о другой помыслю,

Ужель на части, в клочья, в кровь ты плоть мою рассечь захочешь?

О, милосердье мне яви, взгляни, как я смятен любовью, —

Ужель ты тех, в ком нет любви, огнем своим возжечь захочешь?

Вот что на голову твою низверглось — сколько бед и бедствий, —

Машраб, ужель ты и в раю любовь свою сберечь захочешь!

* * *

Где есть всечасно гибнущий влюбленный —

Умерший раз и дважды воскрешенный?

Кто, как и я, томился по любимой,

Весь в даль дорог очами устремленный?

И кто, как я, готовый к лютой казни,

Ждал смерти с головой под нож склоненной?

Кто, острый нож в руках любимой видя,

Готов расстаться с жизнью, присмиренный?

И кто готов предать и честь и веру,

Как я, молвой безбожной посрамленный?

И в Судный день все толпища не я ли

Сомну и размечу душой смятенной?

Где есть другой, кто, день и ночь рыдая,

Джейхуном слезы льет, вконец сраженный?

* * *

Здесь, в чуждом граде, что ни миг — я весь горю, пылая,

Стезей заблудших горемык иду, невольник зла, я.

Где мать и где отец? Презрен, томлюсь я одиноко,

Скитальцем сплю у чуждых стен, — где честь моя былая?

О боже, чем я виноват, скиталец бесприютный?

Я изнемог в плену утрат, огнем сожжен дотла я.

Все сердце сжег мне злобный рок — пылают жаром клейма, —

Отвергнут всеми, одинок, — вот моя доля злая.

Я сердцем от мучений сник, другие — смотришь, рады,

Я в муке рву свой воротник, стенанья воссылая.

Вот что, Машраб, тебе к лицу — судьба рабов безгласных,

Но, словно перл, хвала творцу, отчищен добела я!

* * *

Я — степей любви скиталец, нет приюта мне и крова,

От рожденья я — страдалец, и судьба моя сурова.

Если в сердце — стон сокрытый, не сыскать уж друга сердцу:

Чаше, на куски разбитой, не бывать уж целой снова.

Всю монету боли страстной я тебе под ноги кинул, —

Сколько от тебя, прекрасной, претерпел я в жизни злого!

Мир, сей злыдень лицемерный, жизнь мою дотла разрушил, —

Пусть вовеки правоверный не познает зла такого!

Надо мной враги смеются, обо мне друзья рыдают, —

Мне с враждой не разминуться, от друзей не ждать мне зова.

Нет числа моим утратам, верности вовек не знал я,

Я от горя стал горбатым, и стезя моя тернова.

Зло — ночное ли, деньское — безысходно меня мучит,

Нет душе моей покоя, и беда моя