Книга Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 52. Виктор Коклюшкин - Виктор Михайлович Коклюшкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращаясь с работы, встретил одноклассника. Он теперь в партии Жириновского, и тот назначил его губернатором Аляски. Одноклассник доволен и собирает теплые вещи. Я сказал, что они ему пригодятся в любом случае.
У подъезда сидели старушки в противогазах. Рядом стояли два «Мерседеса» — значит, опять к пятилетнему Вовке приехали его приятели. Да, бизнес помолодел. Пока Вовкин папа продавал лес, а мама — себя, Вовка продал их обоих.
В лифте нос к носу столкнулся с соседом, которого разыскивает милиция, — он взял в банке большую ссуду, половину отдал милиционерам, поэтому они ищут его на Камчатке.
Дома жена по телефону продавала и покупала сахар. Деньги она тоже получала по телефону. Это еще ничего — у соседа жена по телефону интимные услуги оказывает. Говорит: «Вот я расстегиваю у вас пуговицу, другую…» Муж схватил трубку, кричит: «Застегнись! Выходи на митинг!»
На ужин пили чай из пачки со слоном. Когда я пригляделся, то понял, что человек, который сидит на слоне, чем-то похож на Черномырдина, а слон — на Гайдара! Забыл сказать, что чай мы заваривали последний раз год назад, а теперь только доливаем воду.
Потом смотрели телевизор — шейп-шоп-шоу. Кому-то опять повезло, и он выиграл большой гамбургер, а вот мужчину, выигравшего «Жигули», жалко: его, вероятно, убьют на выходе. И преступников, как всегда, не найдут.
Легли спать усталые. Уже засыпая, жена спросила, убрал ли я со стола стакан. Вставать было неохота, и я сказал, что убрал. Ночью пуля залетела на кухню и разбила стакан. Утром, подметая осколки, я подумал: когда бьется посуда — к счастью!
Тайна
Из жизни
В начале 70-х годов было несколько переоценок, готовились они в строжайшем секрете. А затем было так: в Комитете цен СССР мне давали под расписку запечатанный сургучом конверт, я приносил его в издательство, а там конверт вскрывали и… согласно технологическому процессу бумажки с новыми ценами поступали в корректорскую на вычитку, к техредам на разметку, потом в типографию: в наборный цех, печатный, брошюровочный…
А в Комитете недоумевали: почему о предстоящем повышении цен известно заранее, если все готовится в строжайшей тайне?
Культура
По телефону позвонили:
— Виктор Михайлович?
Я говорю:
— Я.
— Виктор Михайлович, это из газеты…
Я говорю:
— Я.
— …Не слышит, козел. (Громче.) Виктор Михайлович, это из газеты, не могли бы вы ответить?..
Я говорю:
— Кто?
— Старый хрыч, совсем оглох! (Громче.) Виктор Михайлович, мы вас так любим, не могли бы вы ответить на один вопрос?!
Я говорю:
— Да-да, я слушаю!
— Виктор Михайлович, что вы думаете о современной культуре?!
Я говорю:
— Я слушаю…
— Глухой кретин! У меня уже мозоль на языке! (Громче.) Виктор Михайлович, мы хотим узнать, как вы оцениваете состояние современной культуры?!
Я говорю:
— Какой дом культуры?..
— Ну блин! Его убить мало! (Громче.) Виктор Михайлович, мы опрашиваем известных людей!..
Я говорю:
— У меня нет идей.
— Сволочь глухая! Кому твои идеи нужны?! (Громче.) Мы спрашиваем ваше мнение?!.
Я говорю:
— Какое имение — я в квартире живу, в двухкомнатной…
— Чтоб ты в ней и помер, гад! (Громче.) Виктор Михайлович, мы спрашиваем ваше мнение о современной культуре, вы слышите?!
Я говорю:
— А почему обратились ко мне?
— Ну блин! Чтоб ты!.. (Громче.) Мы опрашиваем уважаемых людей!
Я говорю:
— Повторите, пожалуйста, последнее слово, а то мне послышалось…
— Что вам послышалось?!
Я говорю:
— Музей… музей надо открыть современного искусства!
— Спасибо, Виктор Михайлович!. И последнее: нам нужна ваша фотография!..
Я говорю:
— Я согласен, порнография — это плохо!
— Ну сволочь! (Громче.) Фотография ваша нужна!
Я говорю:
— Все раздал, остались только, где я некрасивый!
— Кретин, он думает, что на других он красивый! (Громче.) Виктор Михайлович, не беспокойтесь, вы везде великолепны! Курьера посылаем прямо сейчас, скажите адрес!
Я говорю:
— Пишите: психбольница № 1, палата для козлов, сволочей и глухих кретинов!
В трубке раздались короткие гудки.
Судьба
Молодой человек Киселев почувствовал себя плохо и пошел к врачу.
— Покажите левую ладонь, — сказал врач. Киселев показал.
— Что ж вы хотите, — сказал врач, — у вас линия жизни в тридцать лет кончается.
— Так что ж мне теперь делать? — испугался Киселев.
— Ну ладно, — сказал врач. — так и быть… Он взял фломастер и удлинил Киселеву линию жизни почти до запястья.
— Спасибо, — сказал Киселев и, смущаясь, спросил: — А… а насчет денег там как?
Врач глянул на ладонь и нахмурился.
— Сколько вы получаете?
— Сто двадцать, — сказал Киселев.
— Все верно, — сказал врач.
— А… а ничего нельзя сделать? — заискивающе улыбнулся Киселев.
— Ну, я не знаю, — сказал врач.
— Ну я вас очень прошу, — сказал Киселев, — я в долгу…
— Ну ладно, — сказал врач, — давайте руку.
Он провел Киселеву линию, тот щекотно поежился.
— А… а вот чтобы одаренность, талант… там у меня линия как? — кивнул на свою ладонь Киселев.
Медик надел очки и внимательно вгляделся в его ладонь.
— А у вас ее вообще нет, — спокойно сказал он.
— Как так? — растерялся молодой человек.
— Не знаю, — сказал врач, — только нету.
— А… а может быть?..
— Нет, нет, — решительно замахал руками медик, — это вопрос щепетильный.
— Ну я вас очень… очень в долгу…
— Ну я не знаю, — задумчиво сказал врач, — я сделаю вас талантливым, а вы чего-нибудь… не того чего… Талант ведь разный бывает: злой, добрый…
— А вы сделайте, чтобы я был добрый! — жадно попросил молодой человек. Медицинский работник вздохнул, взял фломастер и провел ему еще одну линию.
— Все? — спросил он.
— Н-не… совсем, — краснея и пряча глаза, сказал Киселев. — А… а с женщинами у меня как будет?
— Вы женаты? — спросил врач.
— Женат, — сказал Киселев.
— Вот так и будет.
— А… а ничего нельзя?..
— Нет, — твердо сказал врач, — это выше моих сил.
— Ну я очень прошу вас!
— Нет, нет, нет, — повторил врач.
— Ну я в долгу не останусь, — напомнил Киселев.
— Нет, нет, нет, — повторил специалист.
— Ну… я три раза в долгу не останусь, — предложил молодой человек.
— Ну ладно, — сказал медицинский работник. — Только из чисто научных соображений.
И он вывел на ладони Киселева еще одну линию.
— Теперь все? — спросил он.
— А что еще может быть? — деловито спросил Киселев.
— Еще… удовлетворенное тщеславие.
— Это важно, — определил Киселев, подставил ладонь и после того, как там появилась еще одна кривая, осторожно потрогал ее пальцем. — Ну… ну а еще… еще что-нибудь есть?
— Еще?.. Еще… ну, еще порядочность, — с трудом вспомнил эскулап.
— Порядочность… А
