Книга По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» - Наталья Григорьевна Долинина

одной назойливой аналогии – и не могу: он напоминает мне Печорина. Это антиисторично – Печорины придут через четверть века, совсем в другую эпоху. Но, тем не менее, я радостно удивилась, когда увидела, что о старом князе Болконском Толстой пишет: «Он засмеялся сухо, холодно, неприятно… одним ртом, а не глазами». Помните о Печорине: «глаза его не смеялись, когда он смеялся…» Конечно, это совсем разные люди: Болконские – оба! – прежде всего деятельны, Печорин прежде всего обречён на бездействие. Но и в Болконских живёт страдание от невозможности применить все свои силы: отсюда неприятный смех старого князя, отсюда и многие страдания Андрея.

Мы ещё не раз увидим, как они похожи, отец и сын. Отец всё понимает, но не в его правилах обнаруживать свои чувства. Сдержанность отца воспитана и в сыне: в день отъезда, оставшись один, он был грустен, лицо его «было очень задумчиво и нежно». Но, услышав шаги сестры, он «принял своё всегдашнее спокойное и непроницаемое выражение».

Странно слышать, как княжна Марья называет его «Андрюша». Ей и самой «было странно подумать, что этот строгий красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой шаловливый мальчик, товарищ детства».

Но ведь было же детство – и как для княгини Лизы или Элен оно было школой фальши, для Анатоля – школой безделья, а для Бориса – временем честолюбивых эгоистических мечтаний, так для Андрея, и Марьи, и для Льва Николаевича Толстого детство – это пора того света, тепла и чистоты, которые человек обязан пронести через жизнь, не показывая чужим людям, но бережно сохраняя для родных по духу. Детство князя Андрея ожило в нём, когда он лежал на поле Аустерлица под высоким небом, и когда он полюбил Наташу, и когда звал её в избе под Мытищами, простив всё горе, какое она ему принесла…

И теперь, прощаясь с сестрой, он хранит в душе своё детство, не показывая этого. Но его благородство, чистота и нежность – оттуда.

Княжна Марья робко говорит брату:

«– У меня к тебе есть большая просьба.

– Что, мой друг?

– Нет, обещай, что ты не откажешь…»

Княжна Марья хочет благословить брата образом: «Его ещё отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?

– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорчённое выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право, очень рад, мой друг, – прибавил он».

Есть в нём и мягкость, и нежность, и умение бережно обращаться с человеком, и такт – всё это есть для сестры, для отца, для Пьера, будет для сына, для Наташи, даже для едва знакомого ему капитана Тушина, а для жены ничего этого нет. Чужая она ему, как Курагины в свете, как штабные офицеры в армии. Чужая, но… жена. Женщина, с которой он связал свою жизнь. Мать его будущего сына. И никому он не позволит сказать о ней вслух то, что он сам знает.

Прощаясь с женой, он ещё из-за двери слышит её весёлый голосок и ту «фразу о графине Зубовой», которую «уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены». Как осудить его, когда, прощаясь, он, вздохнув, сказал только:

«– Ну, – … и это „ну“ звучало холодной насмешкой, как будто он говорил: „Теперь проделывайте вы ваши штуки“».

Но есть другое прощанье – с отцом.

«– Едешь? – и он опять стал писать.

– Пришёл проститься.

– Целуй сюда, – он показал щёку, – спасибо, спасибо!

– За что вы меня благодарите?

– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься…»

Одно-единственное ласковое слово будет произнесено в этом прощальном разговоре отца с сыном. И, тем не менее, в этом разговоре ясно видна такая их любовь друг к другу, о какой и представления не имеет маленькая княгиня.

Сын просит отца послать в Москву за доктором, когда жене придёт время родить. Андрей знает, что отец против врачей в таких случаях: «никто помочь не может, коли натура не поможет…»

«– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю».

В этом «сделаю» – больше любви к Андрею, чем во всех обмороках маленькой княгини. Мы уже достаточно знаем старика, чтобы понять, как редко и с каким душевным трудом он поступает против своих убеждений. Но сын сказал: «это её и моя фантазия» – и старик не вступает в спор. Он сделает.

«Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.

– Плохо дело, а?

– Что плохо, батюшка?

– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.

– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.

– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь».

Секунду назад невозможно было себе представить, чтобы Николай Андреевич Болконский мог произнести такое слово: дружок… Но он произносит его, и в этом единственном слове вся его тревога за сына, и любовь, и гордость им, и печаль предстоящей разлуки. Но о жене князь Андрей не хочет говорить.

Ни княжне Марье, ни Пьеру, ни даже отцу – никому князь Андрей не скажет осуждающего слова о своей жене. О себе – что он несчастлив – да. Но никаких упрёков, обвинений. «Я не понимаю…» И старый князь прекращает разговор, потому что уважает в сыне личность и не позволяет себе, как это делают многие родители, вмешиваться в его интимную жизнь. «Я всё сделаю. Ты будь покоен», «о жене не заботься, что возможно сделать, то будет сделано» – этих двух фраз довольно, чтобы Андрей спокойно уехал, зная характер отца.

Так же коротко и деловито старик показывает сыну, где лежат его записки, завещает, как с ними поступить в случае его смерти…

«Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживёт ещё долго. Он понимал, что этого говорить не нужно».

Есть отношения – и хорошие отношения – между родителями и детьми, в которых неизбежен маленький налёт фальши; между Болконскими фальши не может быть ни в чём, и оба знают это. Когда отец «крикливым голосом» говорит: «Коли тебя убьют, мне, старику, больно будет… А коли узнаю, что ты повёл себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно!» – Андрей отвечает:

«– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка».

Всё ясно между этими двумя людьми. И просьба князя Андрея: если его убьют и родится сын, не отпускать его от себя, воспитать –