Книга Призраки из прошлого и другие ужасные истории - Алла Озорнина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы выходим с Сонькой на улицу – бомбочки в голове уже не разрываются, а вот зуб болит по-прежнему. Сонька продолжает нудить, что я своим появлением испортил ей весь вечер, а может, и всю ее жизнь. Что она должна что-то репетировать с девчонками, а вместо этого ей пришлось вести меня чуть ли не через весь поселок к бабе Груне.
И вдруг в одно мгновенье боль исчезает, и я вижу крыльцо, приветливо распахнутую дверь, из которой выглядывает дядя Миша. Оборачиваюсь, а позади калитка. Все в точности так, как сказала баба Груня.
– Ну как? – с беспокойством спрашивает дядя Миша.
– Все хорошо!
Я поднимаю глаза и вижу, что на небе звезд будто бы больше, чем песчинок на дне реки, а прямо над домом, словно желтый шар, висит полная луна.
Теперь, когда все отболело, я понимаю, как хорошо жить на свете! Как хорошо жить, когда ничего не болит – ни зуб, ни голова, даже несмотря на то, что Сонька и за столом продолжает нудить. Вдруг она затихает, вскакивает, обувается, надевает дубленку и шапку.
– Эй, куды ты? – кричит дядя Миша. – Куды настрополилась? Десятый час уже!
– К Вальке сбегаю. Предупрежу, что завтра в школу не приду. Гость же у нас.
И тут же строит мне страшную рожу и показывает язык.
– Осторожнее там. И быстро! Говорят, уже по поселку души этих замученных стражников бегают!
Хлопает дверь. Дядя Миша говорит:
– Заработков здесь нет, вот ее родители и рванули в Якутию алмазы добывать вахтовым способом. А ее куды? Ко мне и пристроили.
Меня клонит в сон, кажется немыслимым расстояние, которое пришлось сегодня преодолеть. И откуда только силы взялись? Но еще сильнее усталости желание узнать, есть ли здесь, в Благодатном, Шеф и Шахматист. Этот вопрос мне почему-то не дает покоя, даже несмотря на то, что Геннадий Борисович сказал, будто все это фантазии Бурелома. И я рассказываю дяде Мише о подслушанном в поезде разговоре.
– Ой, да Бурелом чего только не придумает! – восклицает дядя Миша. – А уж про Шефа и какого-то там Шахматиста вообще молчу, такую чушь только он и мог сочинить. А вот про души замученных стражников кое-что расскажу.
Оказалось, что в XVII веке в этих местах в одной из сопок были обнаружены небывалые запасы руды, содержащей серебро. Потому-то сопку эту и назвали Серебряной горой. Труд по добыче руды тяжелый, выматывающий, вот и решило царское правительство, что этим должны заниматься ссыльно-каторжные. А в 1917 году после февральской революции председатель Временного правительства Александр Керенский издал указ об освобождении политкаторжан, которых здесь было больше двухсот. После их отъезда остались только уголовники. К тому времени запасы руды иссякли, и каторжников, которые отбывали срок по особо тяжким статьям, нужно было перевести в другое место, за сто километров отсюда. Это было поручено горному инженеру Василию Епанчинцеву.
И вот в назначенный срок Епанчинцев, двадцать уголовников и шесть стражников отправились в путь. По дороге инженер решил завершить кое-какие дела на шахте, после чего вход в нее завалить камнями.
И вот здесь, по словам дяди Миши, и начинается самое непонятное.
Оказалось, что до нового места они не дошли, а тела уголовников несколько дней спустя были найдены в лесу, неподалеку от Лысой сопки. Уголовников, но не горного инженера. А еще через несколько дней были обнаружены и тела стражников. Они были прикованы кандалами к крепежным стойкам почти у самого выхода из шахты. Сам же Епанчинцев исчез.
Вскоре появилась легенда о том, как будто в темное время суток по дороге, что идет вдоль леса, ходят души замученных стражников. Они же на вершине Серебряной горы жгут костры. Прошло время, и легенда почти забылась. И вот теперь происходит что-то непонятное. То, о чем говорилось в легенде, как будто бы стало реальностью.
– Но ведь такого, Петька, просто не может быть! – говорит дядя Миша. – И мы решили разобраться, что происходит. Мы – это я и мои друзья, братья Георгий и Григорий. Выбрали день, точнее, вечер чтобы подняться на вершину Серебряной горы и посмотреть, кто на самом деле устраивает там иллюминацию. И как раз в тот вечер, меня ка-а-к прижмет радикулитище – ни встать, ни разогнуться. Я говорю Георгию и Григорию, подождите, мол, с недельку, приду в себя, и сходим на гору. Куда там, они даже слушать не стали, пошли одни. И не вернулись.
– А их искали?
– Конечно, и полиция, и волонтеры, но так и не нашли. А к Серебряной горе местные теперь боятся и приближаться. Ой, Петька, тут много чего можно порассказать, но уже и не хочется. Тем более на ночь глядя. Лучше давай-ка вот что…
Он уходит в комнату и возвращается, держа в руках ученическую тетрадь в клеточку, простой карандаш, и начинает что-то чертить.
– Это, Петька, Серебряная гора. Конечно, я там никогда и не был, я ж на другой, уже на новой шахте работал, но знаю, что старая шахта устроена так. – И рисует в тетради какую-то дугу. – И если это так, то получается, что внутри гора полая. И если б, Петька, мы бы там очутились, то увидели бы это. – И проводит под первой дугой две параллельные линии. – Это, Петька, длинный и широкий каменный тоннель. Он называется штольня. А вот здесь, – дядя Миша рисует внутри тоннеля вертикальные линии, – крепежные стойки. К ним-то и приковали стражников. Понял?
– Угу…
– И вот, Петька, от этого широкого тоннеля в разные стороны отходит множество узких коридоров. Они называются квершлагами.
Я из приличия делаю вид, что мне это жутко интересно, хотя давно уже хочу спать, и спрашиваю:
– А квершлаги могут соединяться между собой?
– В такой старой шахте, как эта, наверное, да. В каком-то месте может обвалиться порода, и тогда такое возможно. Но это чисто гипотетически, Петька.
В какой-то момент я уношусь мыслями в родную Москву и прихожу в себя, когда дядя Миша рассказывает о каком-то ведьмаке Саянском.
Мой мозг уже отказывается воспринимать что-либо. До меня доносятся обрывки фраз, но я уже ничегошеньки не понимаю. Саянский… Ведьмак… Мобильная связь… Интернет… Ожившие души замученных стражников…
– О, да ты, я смотрю, засыпаешь. Пойдем-ка со мной, – произносит дядя и ведет меня в комнату.
Я с трудом стягиваю с себя одежду, падаю в кровать и погружаюсь в сон с полной мешаниной в голове: души замученных стражников, костры на Серебряной горе, устройство шахты и баба Груня…
Просыпаюсь рано от того, что меня будто бы кто толкнул. Но почему так темно? Неужели в городе отключили электричество? Постепенно доходит, что я нахожусь не дома, а на островке былого российского благополучия.
Какое-то время лежу, прислушиваюсь к своим ощущениям, как рекомендовал профессор Политатуйко. Вот только не всегда у меня получается прислушиваться. Точнее, прислушиваться-то получается, только я не успеваю сопоставлять эти ощущения с фактами.
