Книга Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Софи Нордье

— Прошу прощения, но я не смогу проводить вас домой — служба! — обезоруживающе улыбнулся Габриэль. Ему пришлось слега повысить голос, чтобы перекричать поднявшийся гул. — Однако в скором времени я хочу нанести вам визит. Не сочтите меня настырным, я и вправду очень рад нашему знакомству и жажду его продолжить.

— Приглашаю вас, — кокетливо ответила Агнесса. — Но как вы нас найдете?

— О! Думаю, каждый тулузец укажет мне, где находится дом красивой баронессы де Лонжер, — нашелся шевалье, сверкнув в галантной улыбке белыми здоровыми зубами.

— Тогда добро пожаловать в любое время, — рассмеялась Агнесса, не устояв перед обаянием молодого человека, — мы будем рады продолжить общение с вами. Кстати, об общении. Вы очень хорошо говорите на lange d’oc. Откуда такие познания?

— У меня врожденные способности к языкам. Здесь же я нахожусь уже три года, так что удивляться тут нечему! — Во время разговора рыцарь краем глаза наблюдал за Сабиной, которая, по обыкновению, не вступая в беседу с малознакомым человеком, лишь жадно слушала и пристально наблюдала за ним. Так пристально, что Габриэль вдруг отчетливо понял: он тонет в зеленом омуте ее глаз.

***

Дамы возвращались домой в молчании. Каждая пыталась разобраться со своими чувствами. Сабина пребывала в растерянности: пугавшие ее северяне оказались не такими уж страшными и даже симпатичными. Принц Луи производил впечатление обаятельного молодого человека, а у барона де Монфора не обнаружилось звериного оскала и кровожадного взгляда. Он оказался вежливым, приятным кавалером. А Габриэль? Габриэль… Сабина несколько раз повторила его имя, пробуя на вкус, и у нее в груди сладостно защемило.

Вскоре шевалье д’Эспри сдержал обещание — появился в доме баронессы. На нем сиял начищенный хауберк* до колен, поверх было накинуто сюрко* с гербом дома Монфор.

— Я ненадолго, — после обмена приветствиями мотнул головой Габриэль, отказавшись пройти в гостиную.

— Судя по вашей полной военной экипировке, вы уезжаете? — заметила баронесса, которую появление шевалье весьма обрадовало.

— Вы проницательны, мадам: я действительно покидаю Тулузу. Мы выступаем сегодня, точнее, прямо сейчас. Барон де Монфор уладил все дела, раздал распоряжения. Вокруг Нарбоннского замка уже копают ров.

— Его милость так страшится своих подданных? — саркастически усмехнулась Сабина и тут же спряталась от гневного взгляда тети за широкой колонной, поддерживающей высокий свод.

— Не будем об этом, по крайней мере сейчас. Я зашел лишь затем, чтобы попрощаться, — миролюбиво отклонил опасную тему Габриэль, и Сабина кокетливо выглянула из-за колонны. На девушке было ярко-желтое платье, боковая шнуровка которого выгодно подчеркивала тонкую талию.

Тяжело звеня металлом, шевалье шагнул к ней. Не сводя с Сабины внимательного взгляда, он не торопясь запечатлел долгий поцелуй на ее изящной руке. Девушка не смогла скрыть чувств: ее лицо просияло от радости. Габриэль отметил про себя ее зарождающееся расположение.

В этот момент по лестнице спустилась еще сонная Аделаида, и баронесса представила дочь шевалье. Габриель оценивающе скользнул по ней взглядом, сделал учтивый комплимент и стал прощаться.

— Надеюсь, мы еще увидимся. Война прогнозов не любит, но я говорю: до скорой встречи! — И шевалье широко улыбнулся.

— До скорого свидания, — неожиданно для себя с нежностью отозвалась Сабина и, смутившись, рассмеялась. Но заметила, что и в глазах Габриэля вспыхнула радость.

Он торопливо направился к выходу. Ножны с одноручным мечом, свисавшие с простого кожаного ремня, весело постукивали о металлические шоссы*.

— Мужской запах и скрежет доспехов — вот чего не хватало нашему дому последние годы, — мечтательно прошептала Агнесса.

Девушки переглянулись и тихо прыснули.

***

— Ты, случайно, не влюбился? — Амори де Монфор зажег огонь в масляной лампе на металлической подставке и потушил лучину.

С началом осени дни стали заметно короче. Едва стемнело, они с Габриэлем, закончив служебные дела, перебрались в остроконечный походный шатер, чтобы поболтать. Спать им еще не хотелось, а мелкий колючий дождь не позволял оставаться на улице. Мужчины расположились на мягких табуретах в передней части шатра, отделенной от походной кровати плотной занавесью и выполняющей роль гостиной.

— Что? — рассеянно переспросил Габриэль, запустив пятерню в густые волосы на затылке.

— Вот-вот! Мой очередной вопрос повис в воздухе! — поддразнил приятеля Амори, и в его неотразимых глазах, обрамленных длинными ресницами, сверкнула беззлобная насмешка. Монфор-младший был гораздо ниже своего знаменитого отца, но в полной мере унаследовал его привлекательность. — Последнее время ты витаешь в облаках. Не иначе как влюбился.

— Невозможно спрятаться от острого взгляда многоопытного мужа! — попытался отшутиться д’Эспри, но потом негромко добавил: — Не знаю, можно ли влюбиться после двух мимолетных встреч, но одна девушка действительно не выходит у меня из головы.

— Я ее знаю?

— Нет. Мы познакомились три месяца назад в Тулузе и даже не поговорили толком, но я постоянно думаю о ней. — Габриэль мечтательно вздохнул.

Он решил поделиться с другом сокровенным. Романтика — не его конек, но Сабине удалось проникнуть в заповедные уголки его души. Может, это и есть пресловутая Судьба?

Их укрепленный военный лагерь стоял в широкой живописной долине неподалеку от Безье. В долгой альбигойской войне наметилась передышка. Противники замерли в ожидании Вселенского собора, который должен был официально передать права на завоеванные земли Симону де Монфору[19].

Несмотря на затишье, в войске барона, как обычно, царила железная дисциплина. Наказывали даже за такой пустяк, как небрежно поставленный шатер, нарушающий прямую линию улиц палаточного городка: провинившемуся приходилось целый месяц рыть и закапывать отхожие ямы. Не делали исключений и для родовитых рыцарей. И не приведи Господи, чтобы Симон увидел, как слуги отбывают наказание вместо господина, — позора не оберешься! Более серьезные провинности, например сон на посту, и вовсе карались смертью. Именно умение держать людей в ежовых рукавицах позволило де Монфору создать такую маневренную армию: при первых звуках сигнальных рожков его воины готовы были к немедленному маршу или обороне лагеря. Благодаря этому барон продержался во враждебном Лангедоке семь долгих лет.

Однако он не только требовал от своих подчиненных суровой дисциплины, но и готов был в трудную минуту яростно броситься на их защиту. Многие рутьеры могли похвастать тем, что Симон лично спас им жизнь. Знаменитая битва при Мюре[20], навсегда украсившая барона лаврами гениального полководца, подтверждала это.