Книга Фейки: коммуникация, смыслы, ответственность - Сурен Золян

Все остальные поиски автора – суть правовая проблема собственности – конвенциональная и институционально заданная культурным контекстом. Не даром Л. Толстой так не любил авторство и собственность.

Белецкая Т.В.: Мне также кажется, что мы довольно широко интерпретируем понятие фейка, в результате чего, у нас складывается та же ситуация, что и с понятием истины, когда возникает необходимость выделить и типологизировать различные варианты его понимания.

Особый интерес представляют социальные аспекты признания чего-либо фейком. В современных условиях, когда потребитель медиаконтента может быть максимально удалён от порождающей его реальности как в социокультурном, так и, буквально, в физическом пространстве, у него практически отсутствует возможность достоверной проверки того или иного факта, новости, сообщения и тому подобное. Тем не менее, внутренне сохраняется необходимость в упорядочивании и маркировании этого информационного хаоса. И тогда на этот процесс определения фейковости могут оказывать влияние различные социальные группы, значимые другие и т. д. Факт достоверности и недостоверности той или иной информации может раскрыть специалист, эксперт, а иногда, возможно, и не эксперт, но весомая социальная фигура – политик, актёр, общественный деятель, тот, кого мы признаём авторитетом.

Таким образом, открытым для исследования остается как раз этот процесс определения фейка с позиции самого потребителя. С социологической точки зрения было бы продуктивно выделить те критерии, которыми руководствуется сам индивид в определении фейков. Интересную пищу для размышлений здесь даёт игра «Bad News Game», в которой игроку сначала предлагается пройти тест на определение фейк новостей, потом выступить собственно их создателем, набрать фолловеров и так далее, а в конце игры необходимо пройти тест ещё раз. Собранная программой статистика демонстрирует, что, пройдя игру, участники намного успешнее справляются с данным тестом. В этом свете возникает вопрос о возможности обучения медиа аудитории распознаванию фейков.

Золян С.Т.: Под фейком мы не автора имеем в виду, а новости, но тем не менее в Америке заблокировали именно аккаунты, то есть отправителей сообщений и их каналы. Что было критерием блокировки? Что там не было под аккаунтом какого-то реального человека, или то, что он писал какие-то пророссийские вещи, или критиковал Демократическую партию или Хиллари? Какие были критерии там?

Далее, что касается распознавания. Одно дело, если это политические новости, но могут быть ещё новости такого типа: «В калининградском зоопарке крокодилица родила тройню. Будет это информация считаться фейком?

Чернявская В.Е.: Будет, если мы разделяем экспертное знание и бытовое знание. В любом дискурсе, будь то политический дискурс, рекламный дискурс и так далее, есть свои эксперты. Безусловно, фейк идентифицирует и для нас лингвистов именно с точки зрения экспертного знания.

Ильин М.В.: А если ты ещё эти вещи под рубрикой «1 апреля» публикуешь, то все нормально.

Куликов С.Ю.: Ещё кликбейт-заголовки.

Тульчинский Г.Л.: В таблоидах можно что угодно говорить, а в деловой прессе – нет, и в научных изданиях – нет.

Чернявская В.Е.: Я могу продолжить то, с чего начал Григорий Львович. Здесь как раз речь идёт о том, что в том числе под видом доказательного знания, научного знания может подаваться квазинаучная информация, которая может быть распознана как фейк только с опорой на эксперта.

Куликов С.Ю.: Задача, которая обычно заключается в распознавании любой такой классификации, двойная. Первое, узнать насколько люди согласовано между собой распознают одно и тоже. Второе, насколько компьютер может распознать фейк, превосходит он человека в распознавании или нет, какие классы компьютер лучше распознает, чем человек, а какие человек лучше, чем компьютер, а дальше идёт условная градация по возрасту, полу, стране, первый язык, второй язык и так далее.

Белецкая Т.В.: Я с этим согласна, я говорю даже не о том, что сейчас люди стали лучше разбираться, что является фейком, а скорее о том, что у них начали появляться сомнения. И тот факт, что они не всегда могут разобраться в том, правда или неправда перед ними, рождает определённое напряжение, с которым наверняка сталкивались и мы все. Мы читаем и слушаем новости и испытываем напряжение, потому что уже не так просто определиться с тем, можно ли доверять этой информации, как это было раньше.

Тульчинский Г.Л.: Мне кажется, что понятия фейка очень связано с темой слухов и новостей, потому что слухом и новостью является не любая информация. И фейком тоже является не любая информация. Слух порождает информация, которая либо затрагивает большой круг людей, обычно это что-то связанное с какими-то экзистенциональными угрозами, с политическими угрозами, с экономическими угрозами. Это и то, что касается звёзд, известных людей, то, что касается, межличностных отношений, особенно межгендерных, какие-то кадровые назначения. Если я скажу, что у меня левая пятка чешется, то это ни у кого из присутствующих это не вызовет интереса. А если я скажу что-то связанное с какой-то компрометирующей информацией знакомых коллег, перспективой увольнения, то она тоже тут же будет на слуху. То есть, информация должна быть какой-то «отзывчивой», которая вызывают у собеседника определенный чувства.

Чернявская В.Е.: Это связано, опять же, с социальной включённостью.

Тульчинский Г.Л.: По поводу достоверности-недостоверности может оказаться полезным привлечь идею Л. Болтански, его концепцию справедливости, что в любом сообществе есть несколько базовых этосов, в которых есть свои представления о ценностях, свои представления об успехе, свои представление о провале и т. п. И при этом – существенно различные. Сам Болтански выделяет этосы: рыночный (бизнес), статусный (это военные, чиновники), вдохновения (священнослужители, артисты художники), научный этос. В каждом из них совершенно отдельные, представления о достоверности, представления об успехе, представления о провале и так далее. И у каждого из этих этосов свои каналы информации и коммуникации, они друг дружку не читают, не смотрят и не слушают. И, наконец, есть какой-то общий этос и каналы информации, которые объединяют весь социум и которые носят общественно политический характер.

Золян С.Т.: Мы можем рассмотреть это в сфере международных отношений. Тут получается такая симметрия: допустим, что-то с российской страны – это американские фейки, а с американской – это российские фейки.

Я всё-таки к своему вопросу хочу вернуться, на основании чего закрывались эти двести тысяч аккаунтов?

Куликов С.Ю.: Это очень просто делалось. В первую очередь, бралось, что они делают. Для части этих ботов бралось IP пользователя, в их случае это был идентификационный номер региона. Далее то, в чем они участвовали, то есть какие хэштеги они распространяли. Затем их взаимосвязь между собой, и там ещё смотрели, какие они использовали финансовые схемы. Плюс, аномально высокий рейтинг по лайкам, репостам и ещё чему-нибудь. То есть это были традиционные методы определения именно ботов и фейковых аккаунтов.