Книга Летняя Love story - Ксения Беленкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На закате наша семья отправилась гулять к морю. Красотища там такая, что захотелось стихи писать. Вот я и написала.
Море бьется волной о волну,
Я к нему сюда снова приду.
Хочу чайкой лететь на закат.
Крыльев нету, увы – шах и мат!
Я закатного моря красу
В своих мыслях отсель унесу.
И в московской унылой ночи
Чайкой море мне песнь прокричит!
А что? Очень поэтично вышло. Много сравнений, интеллектуально. Ай да Солнцева!
Я бы еще и нарисовать хотела, но папа отказался искать для меня ночью гуашь и ватман. Предложил фломастеры. Но разве можно замахнуться на море фломастером? Никакого творческого начала в папе нет, одна экономия и лень! Пришлось обойтись фотоаппаратом.
Сегодня наш последний день в Турции.
Мама упросила папу съездить на бесплатную экскурсию с походами по магазинам, а также с посещением водопада и кормежкой.
Мы ехали в автобусе по Анталье. Гид, демонстрируя отвратительное знание русского языка, рассказывал что-то про народонаселение и турецкие обычаи. Я смотрела в окно и думала: как же ровно подстрижены у них кусты.
На остановках в магазинах мама порывалась купить то шубу, то золото, ну на крайний случай – набор полотенец. Но папа каждый раз с беспристрастием калькулятора сообщал, что в Москве все это ей обойдется чуть ли не в два раза дешевле.
Водопад оказался ручейком, натужно стекающим по трем камням, но все туристы радостно щелкали вокруг него фотоаппаратами, как пеликаны клювами.
Потом мы все щелкали клювами, когда вместо нормального обеда нам предложили какой-то завтрак туриста, да еще, кажется, вчерашний.
Вечером мы вернулись в отель как черти злые и голодные.
За ужином сообщила Ромке, что завтра утром улетаю в Москву. Даже самой стало немножко грустно, глядя на его расстроенную физиономию, – хороший он все-таки человек.
Ранним утром мы сидели в холле на чемоданах и ждали автобуса в аэропорт. Отель спал. Спал даже юноша на ресепшене.
Вдруг двери лифта открылись, и из него выскочил сонный Ромка. Он забыл надеть очки и выглядел непривычно и смешно.
– Держи, я тут свой адрес написал… электронный… и такой… – запинаясь, проговорил Ромка, всовывая мне в руку листочек, вырванный из блокнота. – Может, ты это… и мне свой оставишь, а?
Я не смогла найти листка бумаги и, стащив с тумбы на ресепшене ручку, записала свой адрес Ромке прямо на ладони.
На улице раздалось фырчанье мотора – за нами приехал автобус. Родители понесли наши чемоданы, я поплелась за ними. Уже около дверей оглянулась – трогательный близорукий Ромка печально взирал мне вслед. И тут я удивила даже саму себя. Подбежала к нему, обняла и чмокнула в губы. Да, прямо в губы! Он покраснел и начал глупо улыбаться, а я понеслась за родителями, которые уже поднимались в автобус.
Автобус тронулся с места. Я выглянула в окно. Ромка, все еще красный и улыбающийся, махал мне рукой. Я тоже помахала ему. Мне стало одновременно грустно и тепло.
– Женихи провожают? – ухмыльнулся папа, но сразу сник под строгим взглядом мамы.
Потом мама посмотрела на меня, и я тоже увидела в ее глазах тепло и грусть. Мама обняла меня, я прижалась к ней и заснула до самого аэропорта…
Москва встретила нас серым небом, моросящим дождем и слоем пыли на мебели.
Мама обзвонила всех близких знакомых и каждому в подробностях рассказала о нашей поездке.
Днем мне было сообщено, что как только мы разберемся с вещами, я вместе с Розочкой поеду в Питер к другу ее юности. Я обрадовалась – люблю проводить время с бабушкой! Непонятно, как у нее такой занудный папа уродился, ведь сама Розочка – просто фонтан юмора и оптимизма.
На улицу выходить не хотелось. После солнца, песка и синего неба от горизонта до горизонта Москва казалась пыльным сундуком. На крышах домов лежали серые тучи, даже зелень была не сочной, а какой-то бумажной. Словно ты долго смотрел на свет, после чего начинает слепить глаза и все вокруг выглядит блеклым. И еще, в Турции я не видела голубей, и они не какали на окна!
В перерыве между телефонными разговорами мама кинула взор на кухонное окно:
– Соня, помой стекла. Жить обкаканными неприлично!
Мне пришлось отмывать окно от голубиного помета. Я рисковала жизнью, но маме было важнее в сотый раз пересказать историю о Капустине, чем побеспокоиться о здоровье дочери. Мало того, что мне светило сверзиться вниз и свернуть шею, так я еще могла заработать насморк в такой промозглый день!
Представив себя, лежащую на земле со свернутой шеей и насморком, я уже хотела прослезиться, но тут заметила знакомую фигуру. Мальчишка шел по противоположной улице под зонтиком, видны были только ноги в джинсах и кроссовках. Но я могла поклясться, что это ноги Игорька!
– А я милого узнаю по походке, – запела я себе под нос голосом Гарика Сукачева.
– Соня, что ты там ноешь? Голубиную неожиданность стерла? – оторвалась от телефона мама.
Походка Игорька скрылась за поворотом, я захлопнула окно и пошла в ванную, отогреваться. Конечно, когда на улице двадцать четыре градуса, обморожение не заработаешь, но надо учитывать эффект акклиматизации. Как же сложно жить в семье, где взрослые совсем не озабочены вопросами медицины и детской смертности! Под душем вспомнила, что кроссовки Иванова уже видела на другом парне – тот живет в доме напротив и учится в десятом классе. Неужели Игорьку совершенно нечего надеть и он донашивает обувь за старшеклассниками?
Перед сном нашла листок с адресом Ромки. Черт знает куда его жить занесло – в Новосибирск! Надо хоть по карте посмотреть, где это. Впервые пожалела о тройке по географии.
Весь день просидела на стиральной машинке. Чувствую, ночью меня будет потряхивать в кровати.
Перед сном решила освоить новую технику рисунка. Пока в творческом организме живет дрожь после стирки, нужно брать в руки карандаш. Целый час я рисовала море, небо и чаек. Уверена, сам Эшер позавидовал бы геометрии моей картины. Даже прерывистость линий работала на замысел – вышел рваный стиль. Стиль, над которым можно думать и чувствовать.
Оказалось, в нашем доме нет думающих и чувствующих людей!
– В глазах рябит, – схватилась за голову мама. – Сонечка, вообще-то рисунок замечательный, просто надо убрать рябь и черточки.
Что она понимает? «Рябь», «черточки»… У меня художественное ви€дение такое! Как же примитивен средний обыватель, типа моей мамы…
– Сонька, ты зачем хорошую работу перечеркала? – удивился папа, разглядывая мой шедевр. – С такими нервами не быть тебе хирургом.
