Книга Звёздная Река - Грейс Лин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Черпать воду из Колодца Полумесяца было неудобно: из-за перегородки отверстия были слишком тесны, и ведро туда не помещалось. Поэтому приходилось опускать в колодец выдолбленную тыкву-горлянку и с её помощью наполнять два больших ведра, потом относить их в гостиницу – и всё сначала. А воды каждый день требовалось много – и для сада, и для гостиницы, – и у Жэньди часто возникало ощущение, что он пытается наполнить озеро чайной ложкой.
Сегодня, однако, Жэньди не проклинал колодец. И не вспоминал о плачущем небе, которое не давало ему покоя ночью. И даже не строил планов, как покинуть деревню. Он думал о другом: какую бы историю рассказать за ужином? Он пытался вспомнить старые сказки, которые ему рассказывали в детстве, или сочинить свою, но в голове было пусто. И зачем только я согласился? – корил он себя. А главное, зачем ей нужно, чтобы я рассказывал историю?
В голове-то было пусто, зато сердце было полно тревоги. Пока Жэньди переливал воду из тыквы в вёдра, мысли его ворочались и скручивались, точно сладкий хворост в раскалённом масле.
Может, именно поэтому, наполнив наконец оба ведра, Жэньди смотрел под ноги не так внимательно, как стоило бы. Он только-только уравновесил на плечах шест, по обе стороны которого висели вёдра, и, погружённый в свои лихорадочные мысли, как раз переступал через колодец, когда вдруг нечаянно задел ногой каменную перегородку. Он замахал руками, вёдра закачались, как обезумевшие маятники, вода из них выплеснулась волной – и всё это вместе, включая самого Жэньди, обрушилось на землю.
– Ай! – вскрикнул он.
Он лежал ничком на твёрдой, пыльной земле, ему было больно, на затылке, где его стукнуло ведром, уже вспухала шишка. Но не боль жгла его огнём, а гнев и ярость. А пролитая вода – вода, которую он столько времени черпал горлянкой и переливал в ведро, – уже высыхала под палящим солнцем.
– Проклятая, дурацкая стена! – взвыл Жэньди, вскакивая и пиная перегородку. Пинок вызвал новую вспышку острой боли. Взревев от ярости, Жэньди набросился на стену колодца и стал топтать и крушить её.
Гнев бурлил и клокотал в нём, все мускулы были словно налиты яростью. В ушах шумело, в голове словно что-то взрывалось. Шест переломился надвое, вёдра с грохотом покатились, но Жэньди не замечал этого – он пылал гневом, словно ужаленный тысячью крошечных жал. Он упал на колени, схватил в каждую руку по камню, замахнулся…
Но внезапно кулаки его застыли в воздухе, разжались и камни выпали на землю.
Потому что он вдруг увидел своё отражение в колодце. А вернее, два отражения. В обеих половинах колодца отражалось его лицо, искажённое бешеной злобой. Никогда ещё он не видел себя таким.
– Я похож… я похож… – Жэньди задыхался, – на отца!
В сердце словно воткнули острый клинок. То, что отражалось в воде, видеть было невыносимо. Воспоминания, боль, жалость – всё перемешалось и на миг ослепило его.
Когда зрение прояснилось, Жэньди снова посмотрел на два своих отражения. Лица, глядевшие на него из воды, были теперь встревоженными и несчастными. Он чувствовал себя так, словно много дней бежал без остановки. Слёзы жгли глаза. Но вода и стена оставались всё такими же недвижными и неизменными, как небо над головой.
К ужину Жэньди опоздал: мало того, что вёдра после падения стали протекать, – их теперь ещё и приходилось таскать в руках, ведь шест-то он сломал! Так что когда он наконец вошёл в столовую, все взгляды устремились на него. За едой он так и чувствовал всеобщее ожидание, сгустившееся даже сильнее, чем липкий летний воздух.
Господин Шань что-то сказал жабе, и жаба квакнула словно в ответ. Хозяин Чао, против своего обыкновения, пристально смотрел на Жэньди, пока тот клевал по рисинке из своей плошки. Тёмная грубая плошка цвета обгорелой древесины казалась Жэньди непривычно тяжёлой. Он не сводил с неё глаз, стараясь не взглянуть случайно на госпожу Чан. А госпожа Чан не говорила ни слова.
Жэньди по одному выуживал палочками зёрнышки риса и жевал их долго и усердно. Все остальные уже доели. Небо темнело и наливалось тяжестью. У Жэньди внутри всё сжималось. Скоро опять ночь с её всхлипами и завываниями, а тут ещё и историю рассказывать, какую – неведомо. Может, придумать какую-нибудь отговорку или притвориться, что…
Пэйи выразительно вздохнула.
– Ну давай, Жэньди, начинай! – сказала она. – А то сидишь тут и придумываешь, как бы выкрутиться.
– Жэньди просто выбирает, что рассказать, я уверена, – сказала госпожа Чан. – Не спеши, Жэньди, мы подождём столько, сколько нужно.
Жэньди залился краской стыда – он-то знал, что права Пэйи, а не великодушная госпожа Чан. Но внезапно, словно по волшебству, из него вырвалось:
– Я готов.
– Правда? – недоверчиво уточнила Пэйи.
– Да, – твёрдо сказал Жэньди и приступил к рассказу.
Однажды давным-давно жил-был могущественный чиновник-магистрат. Его дети, сын и дочь, знали – хоть от них это и пытались скрыть, – что их отца все называют «магистрат Тигр». Это имя ему очень шло, потому что магистрат вечно рычал – на слуг, на жену и даже на детей. И стоило ему зарычать, как все мгновенно бросались выполнять его прихоти.
– В наших жилах, – гремел магистрат Тигр, обращаясь к своим детям, и его зелёные шёлковые рукава хлопали на ветру, точно крылья, – в наших жилах течёт кровь величайшего правителя и героя! Наша цель – заставить этот мир вновь пасть к нашим ногам!
Дети магистрата Тигра, конечно же, знать не знали, о чём говорит отец, а спросить боялись, потому что трепетали перед ним. Но они знали одно: отец не жалеет времени и сил, чтобы стать ещё могущественнее, и даже надеется, что сам император отметит его и приблизит к себе. Магистрат Тигр нередко выезжал в столицу, рассчитывая свести знакомство с императорской семьёй. Дети не знали, преуспел ли он в этом, но всегда радовались его отлучкам. При виде поджидающей отца кареты сын чувствовал себя птицей, выпущенной из клетки.
Не рычал магистрат Тигр только на тех, кто был важнее и знатнее его. Когда он говорил с герцогами и князьями, голос его делался мягким и шёлковым. Должно быть, они тоже звали его магистратом Тигром – но для них он не рычал, а урчал как кот.
И, как вскоре выяснил его сын, одним урчанием дело не ограничилось. Однажды магистрат Тигр привёз с собой из поездки дорогой цинь. Магистрат Тигр никогда прежде не проявлял интереса к музыке, поэтому все домочадцы очень удивились, увидев в его руках струнный инструмент, – и совсем изумились, когда магистрат Тигр принялся учиться на нём играть.