Книга Голубая роза - Яна Темиз

– …я всегда сначала разбираю все белье по группам, – доносился до нее безмятежный, слегка монотонный голос подруги, – отбираю то, что не надо гладить, и раскладываю все так, чтобы потом можно было сразу относить в определенный шкаф…

Айше не вслушивалась, лишь машинально отмечала слова, которые не стала бы употреблять обыкновенная домохозяйка – не математик.

«По группам» – разве так говорят о белье?

«Определенный» – тоже странновато звучит…

Пассы, которые Сибел проделывала руками, отвлекали Айше от главной мысли, с которой она, едва дождавшись отъезда Мехмета со старшими дочерьми («По субботам он непременно возит Мелиссу и Газель в парк!» – хорошо, что вспомнилась эта фраза Сибел), спустилась к соседке.

Как начать разговор? Спросить ли прямо? Или расставить какую-нибудь ловушку, чтобы… чтобы – что? Чтобы Сибел выдала – себя или мужа? Но она этого не сделает. Айше не профессиональный психолог и не следователь – ей не подобрать нужных слов. Да и факты – какие у нее факты?!

Сибел продолжала сортировать белье, и Айше казалось, что у нее сейчас голова пойдет кругом от этих быстрых, точных, однообразных движений.

Маленькие колготки, побольше, побольше.

Крошечное платьице, побольше, побольше.

Точные, однообразные движения. Спокойные доброжелательные глаза.

Движения слишком точные, глаза слишком спокойные. Она бы не вышла тогда на лестницу, ни за что бы не вышла, не стала бы терять драгоценные минуты, если бы не…

…Айше снова вспомнила свой утренний телефонный разговор.

Она проснулась рано, непривычно рано для субботы, особенно после вчерашнего полуночного сидения над листом бумаги. Прилично ли позвонить Фатош? Нет, надо дождаться хотя бы девяти утра, а то неудобно. Это оказалось нелегким делом – провести почти полтора часа, не зная, куда себя деть.

Она позавтракала и даже сделала кое-какие хозяйственные дела: погладила, вытерла пыль в гостиной, запустила стиральную машину. На этом ее энергия иссякла, и она уселась с сигаретой и чашкой кофе перед своим любимым пейзажем за окном. Но сегодня глаза тянуло, как магнитом, к циферблату и стрелкам.

Без десяти девять; без пяти; пять минут десятого – все, уже можно!

Несколько бесконечно долгих гудков, чуть хриплый сонный голос Фатош, несколько вымученных необходимых извинений – и вот уже можно задать тот самый вопрос:

– Скажите, пожалуйста, Фатош, кому вы еще звонили позавчера вечером? Это очень важно! Меня господин Кемаль просил позвонить…

Она путано и подробно оправдывалась, полагая, что собеседнице будет неприятна ее излишняя информированность. Наверное, не очень радостно узнавать, что всем соседям известно, как ты по-идиотски изображала из себя задушенную девушку.

Но ничего не поделаешь: не станет она ждать, пока все вопросы задаст Кемаль, а потом перескажет ей то, что посчитает нужным. Не станет и все!

Потому что если то, до чего она додумалась вчера вечером, правда – то ей надо бежать отсюда, уехать куда-нибудь и никогда уже не вести с Кемалем долгие беседы… И вообще, с ним не встречаться – только оставить написанную ночью записку.

Выяснить все как можно скорее и уехать. Не возвращаться в этот дом, где живет убийца.

Если это убийца…

Вопреки ее ожиданиям, Фатош отреагировала на вопрос Айше совершенно спокойно – так сытая кошка не обращает внимания на прыгающего рядом воробья. Зачем он ей? Она и так счастлива.

– Когда этот полицейский ушел, я вышла с собакой. Нарочно, чтобы узнать, в чем дело. Думала, кто-нибудь что-нибудь да знает. Как всегда у нас. Ты уже в курсе про меня и Дениз?.. Да не извиняйся, я так и знала, что он тебе все расскажет. И хорошо! Больше не хочу ничего скрывать! Короче говоря, про эту девицу я сразу, в первый же день, подумала: вдруг она бывала у Дениз на этих ее вечеринках? И забеспокоилась: мало ли что, зачем ее полиция ищет? И Дениз дома не ночевала, и я не знала, где она, и волновалась. А при муже у твоего Кемаля ничего спрашивать не стала… Ну, и вышла с собакой. Тут минут через пять и Сибел с коляской вышла, мы вместе к тому дому пошли – не нарочно, конечно, мы же не знали, что там случилось, просто все равно ведь, куда идти. Идем, обсуждаем: к ней тоже полицейский заходил, про девушку спрашивал, фото показывал. Но, она говорит, я на него краем глаза глянула да дверь захлопнула, некогда мне, ребенок заплакал… А сейчас, говорит, думаю, вдруг я ее видела, кого-то мне она напоминает. Надо, говорит, вспомнить, подумать… А там полиция, дом оцеплен, подходить не разрешают, что случилось – не говорят… А вечером ты мне про Мерием сказала, что якобы эта девица к Дениз заходила… ну я и… Считаешь меня дурой, да?… Да ладно, я и сама считаю! Позвонила нашей старушке, пугнула ее – и про Сибел вспомнила. Вдруг она тоже решит в свидетельницы податься? Я и ей позвонила и говорю, загробным таким голосом: «Не надо ничего вспоминать. Не видела ты меня!», ну и все в этом роде. Сейчас рассказываю – самой смешно…

Смешно. Очень смешно.

Маленькая кофточка, побольше, побольше. Отдельно – носочки.

Кухонное полотенце.

Школьные воротнички – раз, два – в отдельную стопку.

И она – она-то? – вышла спросить соседок, о чем у них разговор на лестнице? Да быть не может! Но дело даже не в этом.

Допустим, вышла – например, намекнуть, что они говорят слишком громко, а у нее спит ребенок. Но, узнав, о чем речь, почему же она не сказала, что и ей тоже кто-то звонил, как и Мерием? Она-то не из тех, кто поверит в звонки с того света хоть на долю секунды. Мерием и та, опомнившись, стала рассуждать вполне реалистично. Правда, заподозрила не того. Не ту.

А Сибел? Почему она промолчала? Не поняла, о чем говорят? Хорошо, пусть она не разобралась в деталях, но что упоминаются какие-то странные телефонные звонки – этого она не могла не услышать. И промолчала. Не сказала, что ей тоже грозили с того света – почему?

Она не побоялась наговорить кучу лжи ей, своей лучшей подруге; она не утаила ни единой подробности, когда пришлось-таки объясняться с Кемалем и пусть с удивлением, но отвечать на вопросы Айше о контракте. Она быстро нашлась, когда Кемаль озадачил ее своим вопросом о лжи. А тогда, когда, казалось бы, самым безобидным было признаться, что тебе тоже кто-то звонил, она ничего никому не сказала.

Не сочла нужным опускаться до сплетниц-соседок, до истерички Мерием? Не придала значения чьей-то глупой шутке? Подумала, что кто-то ошибся номером? Но тем больше причин сказать об этом! Или она, Айше, судит по себе? Даже если Сибел, закрутившись в своей нескончаемой веренице дел (сельдерей в молоке, помидоры на терке, прищепки на веревке!), забыла об этом неинтересном ей звонке, то, услышав разговор, должна была вспомнить. И как-то отреагировать.

«А почему я решила, что она не отреагировала? Может, она в лице переменилась или еще что-нибудь. Не спрашивать же Фатош. Сибел совсем другая, не такая, как я. Она могла понять, о чем речь, и промолчать, к примеру, потому, что ей надо было сначала все обдумать. А не говорить первое, что придет в голову. Вдруг этот звонок напугал ее сильнее, чем я думаю, и, узнав, что он был не единственный, она испугалась еще больше? Или, наоборот, почувствовала облегчение? Или стала все методично раскладывать на логические полочки… потому что эти звонки, конечно, не влезают ни в какие рамки. Кто же мог ожидать, что Фатош способна на такие фокусы?.. Ожидать? А все остальное, выходит дело, она ожидала? Кроме первого визита Кемаля, когда она тоже побыстрее захлопнула дверь. Чтобы от него избавиться и не наговорить лишнего? А все остальное? Если все, кроме этого звонка, она ожидала и спланировала сама…»