Книга Чужак в чужой стране - Роберт Хайнлайн

— Ганс Христиан Андерсен.

— Да. Она сидит у гавани Копенгагена… и она — каждый, кто делал когда-либо трудный выбор. Она не жалеет, но вынуждена платить. За любой выбор надо платить. И плата — не только вечная тоска по дому. Она никогда не станет полноценным человеком. Когда она встает на свои ноги, купленные дорогой ценой, каждый шаг — словно по горячим углям. Бен, я думаю, что именно так дается каждый шаг Майку. Только не говори ему, что я это сказал.

— Не скажу. Я лучше буду смотреть на нее и не думать об углях.

— Она милая крошка, не так ли? Как ты насчет того, чтобы затащить ее в постель? Она была бы подвижной, как тюлень, и такой же скользкой.

— Тьфу! Джубал, до чего же вы злой старикашка!

— И становлюсь все злее с каждым годом. Мы не будем смотреть на других: обычно я ограничиваюсь одной скульптурой в день.

— Годится. Я чувствую себя, словно дернул три стаканчика подряд. Джубал, отчего такие вещи не выставляют там, где любой мог бы их увидеть?

— Потому что мир потихоньку сходит с ума, а искусство всегда показывает дух времени. Роден умер в то время, когда мир только-только начинал захлопывать створки своей раковины. Его последователи увидели замечательные вещи, которые он делал со светом, тенями, объемом и композицией, и добросовестно скопировали эту часть. Чего они не смогли увидеть, так это того, что мастер рассказывал истории, которые ложились на обнаженную человеческую душу. Они свысока относились к картинам и скульптурам, рассказывавшим истории. Они называли такие вещи литературными. И все они перешли на абстракционизм. — Джубал пожал плечами. — Абстракция — это не так уж плохо. Для обоев или линолеума. Но искусство должно вызывать жалость и ужас. То, что делают современные художники, это псевдоинтеллектуальный онанизм. Созидательное искусство — это общение, в котором художник воссоздает окружающих его людей. Те ребята, которые не снисходят до этого — или не умеют — теряют публику. Обыватель не купит «искусство», которое оставляет его равнодушным.

— Джубал, я всегда думал, почему мне наплевать на искусство. Я думал, что во мне просто чего-то не хватает.

— Хмм… Надо учиться смотреть на искусство. Но и художник должен использовать язык, который возможно понять. Большинство этих шутов не хотят пользоваться языком, который мы с тобой можем понять. Они лучше будут фыркать, мол, мы не в состоянии понять того, что они хотели сказать. Если им есть что сказать. Таинственность обычно скрывает неумение. Бен, назвал бы ты меня художником?

— Хм… Вы пишете прекрасное чтиво.

— Спасибо. «Художник» — эта слово, которого я избегаю по тем же причинам, что и слова «доктор». Но я все-таки художник. Большая часть моей писанины заслуживает быть прочитанной лишь однажды… или вовсе ни разу человеком, который знает, как мало я могу сказать. Но я честный художник. То, что я пишу, имеет целью достать обывателя, вызвать жалость или ужас… или, на худой конец, развеять его скуку. Я никогда ничего от него не скрываю, не пользуюсь заковыристым языком. И не ищу похвал от других писателей за «технику» и тому подобную чепуху. Я хочу, чтобы меня похвалил обыватель, чтобы он выразил свое отношение ко мне наличными в знак того, что я достал его… и ничего иного мне не надо. Помощь деятелям искусства… merde[39]! Художник на содержании у правительства — ни на что не способная шлюха. Черт, опять меня понесло. Налей себе и расскажи, что у тебя на душе.

— Джубал, я в полном расстройстве.

— Твоя колонка?

— Нет, у меня новые печали. — Бен помолчал. — Не уверен, что мне хочется говорить о них.

— Тогда послушай о моих.

— У вас проблемы? Джубал, я всегда считал, что вы способны побеждать в любой игре.

— Хм… Как-нибудь я расскажу тебе о своей женитьбе. Да, у меня проблемы. Дюк пропал… или ты уже знаешь?

— Мне сказали.

— Ларри — прекрасный садовник. Но машинки, которыми он пользуется, разваливаются на куски. Хорошие механики редки. Таких, что прижились бы здесь, практически не существует. Я опустился до вызова ремонтников. Но каждый такой визит — сплошное расстройство. На уме у них одно воровство, да к тому же большинство из них не способны без членовредительства пользоваться даже отверткой. Я тоже, поэтому и завишу целиком от их милости.

— Сердце мое обливается кровью, Джубал.

— Оставь сарказм. Механики и садовники — еще куда ни шло, но вот секретарши — это посущественней. Две из них беременны, одна готовится выскочить замуж.

Кэкстон остолбенел. Джубал проворчал:

— Это не сказки. Они сейчас злятся из-за того, что я притащил тебя сюда и не дал им похвастаться. Поэтому когда они расскажут тебе, притворись, будто первый раз слышишь.

— Ну, и кто же собирается замуж?

— А это не очевидно? Счастливый жених — этот краснобай, спасшийся от песчаной бури, наш достойный водный брат Стинки Махмуд. Я сказал ему, что они должны останавливаться здесь, когда будут заезжать в нашу страну. Ублюдок засмеялся и сказал, что я уже приглашал его, еще давно. — Джубал фыркнул. — Будет не так плохо, если он так сделает. Я найду работу для нее.

— Видимо. Она любит работать. Остальные две беременны?

— Куда уж больше. Я освежил в памяти кое-какие знания, потому что они считают, будто дети должны жить дома. Представь, что эти кудрявые детки внесут в мой распорядок! Но почему ты решил, что у невесты живот в прежнем состоянии?

— Ну, я подумал, что Стинки более традиционен в этом смысле… или более осторожен.

— Стинки лишен права голоса. Бен, за все те годы, что я изучал предмет, стараясь пройти по извилинам их сдвинутых куриных мозгов, я понял одно: если девушка уходит, то она уходит. Все, что мужчина может сделать, это смириться с неизбежным.

— Ладно, и кто же из них не выходит замуж? Мириам? Или Энн?

— Я же не сказал, что невеста беременна. А ты, похоже думаешь, что невеста — Доркас. Нет, это Мириам учит арабский.

— Что? Джубал, я косоглазый бабуин!

— Я это давно знаю.

— Но Мириам всегда шипела на Стинки…

— И тебе еще доверяют колонку новостей… Видел когда-нибудь ораву шестиклассников?

— Да, но… Доркас разве что танец живота не исполняла.

— Это ее естественное поведение. Помни, что когда Мириам покажет тебе свое обручальное кольцо — размером с яйцо птицы Рух и такое же редкостное — надо делать удивленное лицо. Будь я проклят, если знаю, чье отродье они произведут на свет. Они довольны… так что я просто намекнул тебе, чтобы ты не думал, что они думают, что «пойманы с поличным». Этого нет. Этого не было. Они просто пыжатся. — Джубал вздохнул. — Я слишком стар, чтобы наслаждаться шлепаньем маленьких ножек, но я не собираюсь терять прекрасных секретарш… и любимых детей… каковы бы ни были причины, если только я смогу заставить их остаться. Все мое хозяйство рассыпается на глазах с того самого дня, когда Джил окрутила Майка. Не то чтобы я винил ее… да и ты, думаю, тоже.