Книга Знак розы - Лейла Мичем

И Рэйчел намеревалась это найти.

Телефон в очередной раз разразился пронзительной трелью, когда Рэйчел зашагала по коридору второго этажа к неприметной дверце, ведущей на чердак. Настойчивые звонки оборвались внезапно и даже сердито, когда она поднялась на последнюю ступеньку крутой лестницы. Отогнав от себя ненужную жалость к отчаянным попыткам Матта дозвониться, Рэйчел отворила заскрипевшую дверь и осторожно перешагнула порог.

Чердак оказался темным и душным, здесь было нечем дышать. Повсюду лежал ненужный хлам, накопившийся за более чем вековую историю Толиверов. «Остается пожелать удачи Обществу охраны памятников в разборе этих залежей», — подумала Рэйчел, запыхавшись после крутого подъема. Лестница, не говоря уже о нехватке воздуха, могла стать серьезным препятствием для восьмидесятипятилетней женщины, состояние здоровья которой оставляло желать лучшего. Чтобы обеспечить приток кислорода, Рэйчел оставила дверь открытой, да еще подперла ржавой железной подставкой для дров створку одного из чердачных окон, а потом огляделась по сторонам, решая, с чего начать. Ее глазам предстали аккуратно сложенная домашняя утварь, старые книги, вышедшая из моды одежда, музыкальные инструменты и спортивное снаряжение. Вдоль стен выстроились чемоданы, сундуки, шляпные коробки и платяные шкафы. Пожалуй, стоит начать именно с них.

Ее догадка подтвердилась почти сразу. За одним из высоких шкафов Рэйчел обнаружила армейский сундучок, стоящий на двух металлических ящиках. Его крышка была откинута, а из замка торчала связка ключей. У Рэйчел перехватило дыхание. Она нашла то, что искала.

Она заглянула внутрь, и в ноздри ей ударил запах сырости, исходивший от пачек писем, многие из которых были перевязаны выцветшими лентами...

На чердаке становилось все темнее. Рэйчел было жарко, во рту пересохло. Ей хотелось как можно скорее покинуть чердак. Она принялась быстро укладывать связки писем обратно в сундучок. И вдруг ее рука наткнулась на что-то... Металлическая шкатулка, решила она. И замерла. Шкатулка...

Сердце Рэйчел учащенно забилось, когда она сунула руку поглубже и вытащила из сундучка коробочку из темно-зеленой кожи. Девушка водрузила ее на стопку шляпных коробок и вынула ключи из замка армейского сундучка. На кольце висели два ключа. Рэйчел вставила один из них в замочную скважину шкатулки. Несмотря на солидный возраст, крышка открылась моментально. Рэйчел откинула ее и заглянула внутрь. В тусклом свете в глаза ей бросились крупные буквы: «Последняя воля Вернона Томаса Толивера».

Глава 61

Летние сумерки - вот что помнил Уильям о Пайни-вудс. Ему казалось, что с заходом солнца окружающий ландшафт подергивался дымкой цвета серого жемчуга, которая никак не желала рассеиваться. Нигде больше свет не сдавался так долго перед тем, как отступить под натиском ночи.

Еще мальчишкой приехав из Франции, он с благодарностью воспринял эту местную особенность, потому что после смерти матери стал бояться темноты. После переезда в Хоубаткер мальчик сразу же почувствовал, что не должен рассказывать об этом высокой властной женщине, к которой отправил его отец. Полный и ласковый мужчина, которого он звал дядей Олли, непременно понял бы его, но только не тетка. Шестым чувством мальчик догадался, что она презирает в людях слабость.

По крайней мере, маленький Уильям считал именно так.

В первую ночь он заснул задолго до наступления темноты, и в спальню его на руках отнес дядя. Но после этого все лето, отправляясь в постель, мальчик поднимал жалюзи, которые опускала тетя Мэри, и засыпал при свете сумерек. С наступлением осени дни стали короче, и он опасался, что тетя будет выключать свет в его комнате, когда придет пожелать ему спокойной ночи. Но вместо этого она поразила его, с улыбкой поинтересовавшись:

— Оставим свет еще ненадолго, да?

— Oui, Tante, s'il vous plait.[29]

— В таком случае спокойной ночи. Увидимся утром.

С той поры эта процедура повторялась регулярно и, просыпаясь по утрам, Уильям видел, что лампа на его прикроватной тумбочке горит по-прежнему. Поначалу он думал, что тете Мэри просто лень приходить к нему среди ночи, чтобы выключить ее, но он ошибался. Как-то зимней ночью, несколько лет спустя, он проснулся и обнаружил ее стоящей в свете лампы у его кровати. Она была в длинном платье до пят и походила на богиню из его книг по мифологии. Положив руку на выключатель, она мягко спросила:

— Ну что, гасим свет?

И тогда Уильям понял, что она с самого начала знала, что он боится темноты.

— Да, тетя, — ответил он, с удивлением осознав, что страх исчез, причем уже давно. Он просто растворился и пропал вместе с прочими драконами его детства.

Уильям покосился на жену, заснувшую с открытым ртом. Полотенце по-прежнему закрывало оконное стекло. Она задремала почти сразу, как только убедилась, что он не расположен обсуждать столь нежданно свалившееся на них богатство.

— Рэйчел справится, Уильям, можешь мне поверить, — сказала Элис, читая его мысли с такой же легкостью, как и свои женские романы. — Тем более что изгонять ее из Хоубаткера никто не собирается. Она может выйти замуж за Матта Уорика и заполучить Сомерсет обратно через него, когда Перси умрет. Подумаешь, нашли проблему!

— Проблема, Элис, заключается в том, что Сомерсет не отойдет к Матту Уорику. Именно поэтому тетя Мэри и оставила его Перси. Она знала, что он побеспокоится о том, чтобы Рэйчел никогда не прибрала Сомерсет к рукам.

— Почему, ради всего святого?

— Вот вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов. Мне кажется, что Перси все правильно понял. Мэри действительно пыталась уберечь Рэйчел от проклятия, о котором она говорила еще в 1956 году.

— И ты не знаешь, в чем оно выражается?

— Нет, но Перси знает.

Сейчас он был рад уже тому, что когда Элис заснет, разбудить ее не смогут даже звуки труб Страшного суда. Она ни за что не позволила бы ему свернуть на проселочную дорогу, бежавшую через сосновый лес, которую он помнил с детства. А Джимми на заднем сиденье отключился, слушая плейер, и закрыл глаза. Он с головой ушел в мир своей сумасшедшей музыки и попросту не заметил, что отец свернул с автострады. Эта увеселительная прогулка по лесу, без сомнения, удлинит путь домой, но ведь у него может больше и не оказаться случая побывать здесь, и сейчас Уильяма охватило отчаянное желание подольше задержаться в Пайни-вудс, предавшись воспоминаниям, добавить к которым после сегодняшнего дня ему будет нечего. Где-то неподалеку отсюда протекал ручей, в котором он с приятелями, бывало, ловил сомов бреднем. Господи, каких ужасных щитомордников они вытаскивали вместе с прочим уловом!

Дорога, над которой смыкались кроны корабельных сосен, была пуста, и у Уильяма возникло стойкое ощущение, будто он едет по зеленому тоннелю. Ничто не мешало ему думать о прошлом. Он вдруг вспомнил слова тетки, сказанные ему в беседке летом 1956 года: «Радуйся тому, что твои дети вырастут вдали от Сомерсета». Что она имела в виду? Уильям не сомневался, что это тайное знание и стояло за решением Мэри оторвать его дочь от корней Толиверов. Теория Элис о том, что Мэри переписала завещание, дабы сдержать данное ему слово, не выдерживала никакой критики. Тетя Мэри имела полное право передумать в любой момент, и они оба знали, что она ему ничего не должна. Уильям также не мог согласиться с тем, что она завещала Сомерсет Перси якобы во искупление своей вины. Эта новость стала для него шоком, но, поразмыслив, Уильям понял, что иначе и быть не могло. Они были созданы друг для друга, и он до сих пор помнил о том, как в свое время удивлялся, почему тетя Мэри, настоящая античная богиня, выбрала херувима вместо греческого бога. Хотя лучшего мужа, чем Олли, и желать было невозможно.