Книга Ящик Пандоры. Книги 1 - 2 - Элизабет Гейдж

Когда все закончилось, они лежали в тишине, смакуя соединивший их шторм и наступившее потом спокойствие. Лаура и Хэл знали, что время их уединения ограничено, что стрелки часов неумолимо приближаются к тому моменту, когда придется расставаться. Но им было все равно, так как часы их близости существовали за пределами обычного человеческого времени, и являлись по-своему вечными.

* * *

Затем они опять расставались, разделенные тонкой вуалью времени и пространства, работы и реальности, которые казались обоим нематериальными, словно сон. Так их завораживали мысли о следующей встрече.

Лаура работала старательнее обычного, следя за своим карандашом, перелетавшим со страницы на страницу, создавая модели, исполненные новой чувственности, невольно отражающие смятение ее сердца. Она сидела за стеклянной перегородкой, отделяющей рабочую комнату от салона. Ее сознание было занято мыслями о деле, а глубины эмоций были полны ожидания следующего телефонного звонка от Хэла.

Когда он звонил, Лаура прижимала трубку к уху и вслушивалась в очаровательный голос, полузакрыв от удовольствия глаза. Все ее тело под халатом начинало дрожать. Она не задумывалась над тем, что ее возбуждение кто-то может заметить через стеклянную перегородку.

Поэтому Лаура никогда не чувствовала на себе взгляда Тима, никогда не замечала, как сильно он за нее беспокоится.

XXIV

В конце апреля Хэл вернулся в Париж. Когда он улетел, Лаура испугалась, что месячная разлука разрушит их совсем недавно обретенное счастье и сделает ее одинокой, как никогда в жизни.

Странно, но отсутствие Хэла никак не сказалось на их близости, и даже, наоборот, еще сильнее связало влюбленных. Он писал Лауре каждый день и звонил несколько раз в неделю, чтобы просто услышать ее голос, забывая об огромных счетах за переговоры, которые придется оплатить. Она интересовалась сложностями его работы в НАТО и смеялась над вопросами о мельчайших подробностях ее гораздо менее важных дел в «Лаура, Лимитед».

Когда Хэл в начале июня вернулся, Лаура почувствовала себя, словно жена, чья разлука с мужем только укрепила любовь, являющуюся смыслом ее существования. Теперь она знала, что эта любовь распространилась в самые тайные уголки ее личности и овладела всем сердцем. Каким-то образом подобное тотальное погружение в свое чувство породило в ней ощущение защищенности от бед. Поскольку любовь Лауры была всепоглощающей, она не могла представить себе ее пределы. Ослепленная восторгом, женщина не могла разглядеть на горизонте темную тучу. Неожиданно она прозрела.

* * *

Лаура и Хэл редко выходили из дома в светлое время дня. Оба помнили о своей популярности среди жителей Нью-Йорка и поэтому отправлялись только в самые отдаленные ресторанчики или в кинотеатры, где их скрывала темнота, Они появлялись в музеях в часы, когда там было мало посетителей, и где Лаура показывала Хэлу свои любимые картины, не боясь, что кто-то увидит их вместе.

Иногда днем они прогуливались по самым отдаленным дорожкам Центрального парка к карусели, садились на самую уединенную скамью, и Лаура осмеливалась взять Хэла за руку, наблюдая за катающимися детьми. Она думала, разделял ли он ее желание, видя этих прелестных маленьких мальчиков и девочек, кружащихся на разноцветных лошадках. Потом Лаура отгоняла эти мысли, поскольку рука, которую женщина держала, говорила ей, что она обладает Хэлом достаточно, чтобы наполнить свое сердце.

Единственное исключение из правила не выходить в город вместе было довольно необычным и сделано по настоятельной просьбе Хэла.

Его любимым занятием было плавание. Как он говорил, ему удавалось выносить политическую работу только потому, что регулярное купание очищало его, позволяло забыть заботы. Хэл настоял, чтобы Лаура ходила с ним в маленький плавательный клуб в Нижнем Манхэттене с очень милым бассейном, где очень редко появлялся кто-либо из знакомых.

Она полюбила купание больше, чем другие часы, проводимые вместе с Хэлом. Его детское наслаждение водой заражало. Как лодочные прогулки помогали ему уйти от береговой линии Манхэттена с его заботами, так вода бассейна отдаляла его от земных проблем, в чем Хэл очень нуждался.

Его глаза загорались, когда он видел Лауру, выходящую в купальнике из раздевалки. Хэл наслаждался видом ее едва прикрытого тела. Он заставлял Лауру играть с ним в бассейне, и они прыгали вместе, маскируясь мокрыми волосами, хотя горсточка других пловцов вряд ли могла обращать на молодую парочку меньше внимания.

Хэл щекотал Лауру под водой, чтобы она прикасалась к нему тоже. Скользкая, теплая вода стала особым элементом в их близости, поскольку поддерживала, делала движения томными и чувственными. Лаура вскоре стала разделять мистическую уверенность Хэла, будто вода смывает все неприятности реального мира.

Она восхищалась его счастьем, когда он находился в бассейне. Только здесь женщина поняла, сколько мальчишества, искреннего восторга и невинности словно по волшебству заключено в тело мужчины.

Улыбка Хэла во время купания была такой незабываемой, что Лаура решила запечатлеть ее для себя и попросила у Томми Стардеванта, фотографа, работавшего с ней над новыми моделями одежды, на время фотоаппарат. Том дал ей большой «Хассельблад», который, по его словам, хорошо снимал в помещении.

Лаура вставила в аппарат кассету с пленкой и однажды взяла его с собой в бассейн. С согласия смущенного Хэла она делала снимок за снимком, когда он находился в воде, на вышке для прыжков, на бортике. Его фигура в видоискателе опьяняла ее. Мокрые волосы Хэла были такими темными, глаза такими счастливыми, обнаженное тело таким невероятно красивым… Лаура никак не могла наглядеться на него. Жажда запечатлеть облик Хэла на пленке заставляла ее делать снимки почти непрерывно.

Когда на кассете остался последний кадр, Лаура попросила Хэла попозировать в полный рост на фоне бассейна. Он вылез из воды, и капли стекали по его телу вниз, образовывая у ног небольшую лужицу.

Хэл никогда не выглядел таким прекрасным. Но Лаура заколебалась, пока готовилась сделать снимок. Фотоаппарат в ее руках показался странным предметом. Она ощутила внезапный страх, что этот снимок являлся какого-то рода нарушением, словно насилием над чем-то слишком прекрасным для демонстрации, или пленением чего-то, что предназначено быть мимолетным и незапечатленным. Она испугалась, что картина ее любви во всем ее великолепии утратит беззаботность их счастливых дней. Возможно, было грехом остановить время.

Но Лаура отмахнулась от своего страха, решив, что это мысли из ее прежних «дождливых дней», пришедшие испортить счастье. Она слишком сильно любила Хэла, чтобы платить дань этим мыслям.

Лаура сделала снимок.

* * *

Проявив и напечатав фотографии, Лаура посмеялась над большинством из них. Но улыбка исчезла, когда она взглянула на последнюю.

Это был тот самый снимок Хэла в полный рост, очень четкий, благодаря великолепным линзам фотоаппарата. Хэл стоял, опустив руки и глядя прямо в объектив. Его квадратные плечи и твердые грудные мускулы вздымались над крепкими, мужественными линиями бедер и талии. Шрамы казались призрачными белыми тенями на фоне загорелой кожи.