Книга Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Право, Джон, мне вообще несвойственноковарство, и я ума не приложу, отчего вам вздумалось обвинять меня в этом. Рассказывалавам ваша матушка, миссис Чивери, о том, что я однажды приходил к ней?

— Нет, сэр, — сухо ответил Джон. — Первый разслышу.

— А я приходил. Не догадываетесь, зачем?

— Нет, сэр, — сухо ответил Джон. — Недогадываюсь.

— Так я вам скажу. Моей заботой было устроитьсчастье мисс Доррит; и если б я мог предположить, что она разделяет вашичувства…

Бедняга Джон покраснел до самых кончиков ушей.

— Мисс Доррит никогда их не разделяла, сэр. Ямаленький человек, но я дорожу своей совестью и честью и презирал бы себя, еслибы хоть на миг покривил душой на этот счет. Она никогда не разделяла моихчувств и не поощряла их, да никто в здравом уме и не вообразил бы, что этовозможно. Она всегда и во всем была во много раз выше меня. Как и все ееблагородное семейство, — добавил Юный Джон.

Это рыцарское отношение не только к ней, но ик ее близким, настолько возвышало его, несмотря на малый рост, тоненькие ножки,редкие волосы и чувствительную натуру, что никакой Голиаф на его месте незаслужил бы у Артура большего уважения.

— Джон, — сказал он в порыве искреннегочувства, — вы говорите как мужчина!

— В таком случае, сэр, — возразил Джон,проведя рукой по глазам, — не мешало бы вам взять с меня пример.

Неожиданная запальчивость этого ответазаставила Артура снова удивленно уставиться на своего собеседника.

— Ладно, — сказал Джон, протягивая ему рукучерез чайный поднос, — если мои слова слишком резки, беру их назад! Но в самомделе, мистер Кленнэм, отчего вы не хотите говорить со мной как мужчина смужчиной, пусть хоть и с тюремным сторожем? Зачем вы притворяетесь, будто непонимаете, когда я советую вам поберечь себя ради кого-то другого? Как выдумаете, почему я устроил вас в комнате, где, на мой взгляд, вам должно быть приятнееи лучше? Почему я сам нес ваши вещи? (Не в тяжести дело, об этом я бы иговорить не стал!) Почему я весь день хлопочу для вас? Из-за ваших достоинств?Нет. Ваши достоинства велики, нет сомнения; но не из-за них я старался. Я делалэто ради другого лица, чьи достоинства значат для меня не в пример больше. Такотчего же не говорить откровенно?

— Честное слово, Джон, — сказал Кленнэм, — выславный малый, и я вас от души уважаю, а потому, если я не сообразил сам, чтообязан вашим вниманием и заботам тем дружеским чувствам, которые когда-то комне питала мисс Доррит, — каюсь и прошу у вас прощения.

— Но отчего же, отчего, — воскликнул Джон спрежним укором, — отчего не говорить откровенно?

— Вы все не верите, что я не понимаю вас, —сказал Артур. — Но взгляните на меня. Подумайте о том, что со мной случилось.Стану ли я отягощать свою и без того истерзанную совесть неблагодарностью ипредательством по отношению к вам? Я просто не понимаю вас!

Недоверие, написанное на лице Юного Джона,понемногу уступило место сомнению. Он встал, отошел к низкому чердачному окну,сделал Артуру знак подойти и внимательно всмотрелся в него.

— Мистер Кленнэм, неужели вы в самом деле незнаете?

— Чего, Джон?

— Боже милосердный! — воскликнул Джон, взываяк железным остриям на стене. — Он спрашивает, чего!

Кленнэм посмотрел на острия, потом на Джона;потом снова на острия и снова на Джона.

— Он спрашивает, чего! И что еще удивительнее,— произнес Юный Джон, не спуская с него горестно-недоуменного взгляда, — он,кажется, в самом деле не знает! Вы видите это окошко, сэр?

— Разумеется, вижу.

— И комнату видите?

— Разумеется, вижу и комнату.

— И стену напротив и двор внизу? Так вот, сэр,все они были свидетелями того — изо дня в день, из ночи в ночь, неделя занеделей, месяц за месяцем. Мне ли не знать, если я и сам столько раз видел миссДоррит здесь, у окошка, когда она не подозревала, что я на нее смотрю.

— Свидетелями чего? — спросил Кленнэм.

— Любви мисс Доррит.

— Так она любила — но кого же?

— Вас! — сказал Джон, коснувшись пальцами егогруди; потом отступил, бледный, на прежнее место, сел и уронил руки наподлокотники кресла, глядя на Кленнэма и качая головой.

Если бы вместо этого легкого прикосновения оннанес Кленнэму тяжелый удар кулаком, эффект не мог быть сильнее. Кленнэм словноокаменел от изумления; глаза, устремленные на Джона, были широко раскрыты; губыбеззвучно шевелились, будто силясь сложиться в слово «меня?»; руки, повисливдоль тела; он был похож на человека, которого вдруг разбудили среди ночи исообщили ему известие, не умещающееся у него в мозгу.

— Меня! — выговорил он наконец.

— Ах! — простонал Юный Джон. — Вас!

Артур, сделав над собой усилие, попыталсяулыбнуться и сказал:

— Вы заблуждаетесь. Это только вашевоображение.

— Я заблуждаюсь, сэр? — воскликнул Юный Джон.— Я заблуждаюсь? Я? Нет, нет, мистер Кленнэм, не говорите так! Насчет чего-либодругого я бы мог заблуждаться — я хорошо знаю свои недостатки и не претендую наособую проницательность. Но мне заблуждаться насчет того, что ожгло мое сердцеболее острой болью, чем если бы в него вонзилась целая туча дикарских стрел!Мне заблуждаться насчет того, что едва не свело меня в могилу — чему я был бытолько рад, если бы от этого не пострадала табачная торговля и чувства моихродителей! Мне заблуждаться насчет того, что даже сейчас вынуждает меня достатьплаток из кармана, ибо я вот-вот расплачусь, как девушка, — не знаю, впрочем,почему сравнение с девушкой должно быть обидно, ведь всякий нормальный мужчиналюбит девушек. Не говорите же так, мистер Кленнэм, не говорите так!

И Юный Джон, как всегда благородный в душе,хотя и нелепый с виду, вынул свой носовой платок с той простодушнойнепосредственностью, с которой только очень хороший человек умеет вытиратьслезы, не пряча их, но и не выставляя напоказ. Осушив глаза, он позволил себеневинную роскошь раз всхлипнуть и раз высморкаться, после чего снова убралплаток в карман.