Книга Константинов крест (сборник) - Семён Данилюк

Матюхина обхватила голову руками, всхлипнула тихонько, и, будто первая капля вызвала ливень, зарыдала в голос — басом.

— Достоверно играешь, — уважительно подметил Лукинов. Дождался, когда всхлипы сделались глуше. — А теперь давай облегчимся по пунктам: когда на самом деле приехала в Тулу, под каким предлогом пришла в салон, как подмешала, как отравила.

— Господи! Да зачем же мне его травить-то было?!

— А вот это ты и расскажи. Чтоб и я, и все остальные поняли.

— Додумались, в чем обвинить. Только и делу меня — людей травить, — сорвалась Матюхина. — Не на кого свалить, так нашли побеззащитней. Думаете, прокуроров на вас нет?

Следователь расхохотался.

Слезы на лице подозреваемой высохли. Глаза потухли, отчего лицо сделалось угрюмым.

— Не стану я вам ничего говорить, — объявила она. — Вообще не стану. Думайте что хотите.

Она сгорбилась, уткнулась взглядом в пол.

Как ни бился Лукинов, как ни подступался с неопровержимыми уликами, упрямая женщина так и не произнесла больше ни слова, и просидела в той же безысходной позе, не реагируя ни на угрозы, ни на уговоры.

В конце дня Матюхина была арестована.

15.

На следующий день в следственном изоляторе подозреваемую передопросил сам Куличенок. И к вечеру вернулся с признанием. Показания подозреваемой состояли из трех предложений: «Признаю, что отравила. Сделала это из личных неприязненных побуждений. Как мать малолетнего ребенка прошу о снисхождении».

Заманский, просмотрев куцый протокол, пренебрежительно откинул его в сторону:

— Узнаю лаконичный стиль товарища Куличенка.

— Да. Не густо, — согласился Лукинов. — Но не всё сразу, — раскрутим потихоньку. Хотя она и без признания вся в уликах. Не понятно, правда, почему убила. Отправим, конечно, на психиатрическую экспертизу, но… ищи то, что хотят скрыть. Насчет ребенка, что поднимает изо всех сил, — правда. Пацан слабенький. Я побывал в поликлинике. У мальчишки открылся туберкулез. Нужны витамины, лекарства, прочая дорогостоящая бодяга. А кардинально — надо срочно на полгодика везти в горный санаторий. Это вообще запредельный для них порядок цифр. А мать она оглашенная. Фанатичка. Такая, если заинтересовать, на всё пойдет.

Лукинов не договорил, но Заманский услышал. Если в действиях Матюхиной не обнаружится прямой мотив, то основной становится версия заказного убийства. А стало быть, вновь на первый план выходит Лёвушка Плескач. Уже в качестве заказчика. Потому что для Лукинова и любого другого на его месте именно Плескач-младший выглядел идеальным организатором преступления.

— Куличенок настаивает на прежней версии, — об убийстве Плескача сыном, — подтвердил худшие его опасения Лукинов. — Только теперь чужими руками.

— О Лёвушке думать забудь! — энергично отмел предположение Заманский.

Лукинов смолчал, — позой напоминая, кто первым заподозрил младшего Плескача.

— Потому и не хочу больше лажануться! И тебе не дам, — страстно, но неубедительно объяснился Заманский.

— Вера в человека — это хорошо. Это звонко, — оценил горячность товарища Лукинов. — Мне и самому парнишка показался симпатичным. Но мы следаки. И если отвлечься от симпатий и допустить, что Плескач-младший — не робкий Лёвушка, каким хочет казаться, а тайный волчара, то всё сходится. Исполнитель — бывшая однокурсница из химлаборатории, которую когда-то сам внедрил и которая явно нуждается…Да и повод налицо.

— Что еще за повод?! Куличенок чего-нибудь нафантазировал? — огрызнулся Заманский, больше всего опасаясь, как бы дотошный Лукинов не прознал про ссору отца и сына. И — будто накаркал.

Оказалось, Лукинов заново передопросил всех арендаторов с восьмого этажа. И — кто ищет, тот обрящет — обнаружил ранее не опрошенного соседа, вернувшегося из отпуска.

— Так вот, — Лукинов со значением побарабанил пальцами по обложке уголовного дела. — Восьмого утром человечек этот проходил по коридору мимо салона Плескачей. Дверь у них сейфовая — сам видел. Обычно наглухо заперта, а тут кто-то не додавил и — осталась приоткрытой.

— Ну?!

— Он слышал возбужденные голоса отца и сына. С его слов, Зиновий истошно кричал, как человек, выведенный из себя. Грозил, что лишит наследства.

— А что сын?

— Это он не разобрал. Огрызался глухо. Но главное-то он расслышал!

— Мало ли какой отец сыну в сердцах не грозит! — вяло возразил Заманский.

— Может, и так. Только Лев Плескач об этой ссоре не упомянул. А разговор-то всё переворачивает. Тут не просто мотив — чистый огурчик! В общем, Куличенок настаивает на аресте Льва Плескача как организатора убийства. Он убежден, что в СИЗО додавит его очными ставками и расколет обоих — и убийцу, и заказчика.

— Этот, да. Этот расколет, — неприязненно процедил Заманский. — Этот, если надо, кролика расколет, что тот по пьянке медведя удавил. А ты сам?! Неужто поверил?

— Знаешь, Григорьич, — Лукинов виновато вздохнул, — похоже, в этот раз Куличенок прав. Всё на младшем Плескаче сходится.

Это Заманский и сам видел.

— К тому же, если я не выполню указание начальника следствия, Куличенок заберет дело к своему производству и арестует без меня. Честно говоря, только и ищет повод лавры на себя перетянуть. Тем более, когда осталось, считай, дырку для ордена просверлить. Не каждый раз такое звонкое убийство раскрыть удается. Представляешь, какой общественный резонанс? Еврей-сын коварно убивает еврея-отца из-за мошны. По нынешним временам, — в самый цвет. — Он зло сцыкнул.

Заманскому сделалось скверно. Зная цепкость Лукинова, можно было не сомневаться, что дело вскоре обрастет множеством косвенных улик против младшего Плескача. И если даже сомнение поселится в Лукинове, то это чувство неведомо его начальнику. Лукинов прав: шанс раскрутить резонансное дело Куличенок не упустит, а значит, из этой паутины Лёвушке выбраться не удастся. И всё это случилось усилиями самого Заманского. Мало того, что он не оказался рядом с другом, нуждавшимся в его помощи, и друг погиб. Так после его гибели прилетел за тысячи километров, не пожалев времени и денег, — и для чего? Получается, чтоб безвинно засадить в тюрьму его любимого сына. Вот уж удружил, так удружил.

— Дай мне пару дней, — попросил Заманский.

Лукинов нахмурился.

— Ты моей интуиции еще веришь? Так вот, Лёвушка к убийству отца не причастен!

На лице Лукинова появилась кислая мина.

— Хотя бы день!..

Лукинов безнадежно вздохнул. Отказать Заманскому он не мог. Когда-то, стажером, он потерял портфель с уголовным делом. Наутро явился с повинной к шефу-наставнику. И Заманский, славившийся поразительной памятью, никому не сказав, за два дня восстановил утраченные материалы.

— Что ж, — буркнул Лукинов. — Впереди выходные. Смоюсь втихаря на фазенду. Хотя, конечно, после наполучаю полной мерой… Если что, вот мой резервный телефон. На твой звонок отвечу.