Книга Клинок Богини, гость и раб - Анастасия Машевская

– Что ты здесь делаешь? – спросила она Рамира, едва тот вошел в ее шатер уже незадолго до полуночи.

– Ты здесь! – отозвался мужчина вместо ответа, подлетел к любовнице и стиснул в объятиях. – Я же разведчик, – улыбнулся в мягкую красно-рыжую макушку, – я сообщил твоему брату, что ты уже рядом, и вызвался встретить и сопроводить тебя. Сцира! – Приблизил ее лицо, поцеловал. – Поцелуи такие, как я помню… – Рамир с тоской заглянул в глаза женщины, ненавязчиво облизнулся и поцеловал вновь.

Поцелуи даже лучше, чем помнила она. Всего месяц минул с их расставания, а она места себе не находила без него ни дня! Зачем она вообще тогда отослала его? Глупая! Сама все испортила! А могла бы сейчас, как прежде, будоражить окрестные просторы во главе войска, каждую ночь утопая в ласке любимого!

– Не жалей ни о чем, – будто услышав ее мысли, заботливо прошептал Рамир. – У нас есть хотя бы эта ночь, не стоит ее терять.

Сцира вздрогнула, когда мужчина коснулся губами ее лба, и закрыла глаза, отдаваясь во власть его тепла…

Рамир был как никогда пылок и горяч; он так сиял, светился, так чувствовал! Ему невозможно было сопротивляться, ему нельзя было препятствовать, в нем нельзя было сомневаться.

Спустя еще две недели все вернулось на круги своя. Лагерь по-прежнему стоял вокруг крепости, Бансабира вняла уговорам и перебралась из шатра на улице в одно из помещений занимаемого форта. А осажденные решились на отчаянный шаг.

Гобрий стоял в нише стены, над воротами, вглядываясь в крепость врага, слишком понадеявшегося на помощь сюзерена. Он старался не подавать виду, но до сих пор не освоился обходиться возможностями одного глаза. Хотя стоит признать, многие приближенные подмечали его повышенную настороженность, мнительность, нервозность.

Неожиданно ворота города отворились, и целый поток людей вышел на пустырь между фортами. Гобрий, казалось, постаревший от ран на десять лет, сглотнул.

– Позови тану, – хрипло скомандовал одному из караульных.

Когда Бансабира – а следом за ней и Юдейр – взлетела по лестницам к Гобрию, Гистасп, Дан, Раду и даже Одхан с Валом уже были здесь. Всех привлек поднимавшийся до самой поднебесной шум – невыносимый, душераздирающий женский и детский плач.

– Мать лагерей! – выли вышедшие. – Умоляем, во имя Праматери, открой ворота! Пожалуйста! Мы просим тебя! Бансабира Изящная! Ты ведь сама женщина! Умоляем! Именем Всеединой, Бансабира Яввуз! Смилостивься!

– Что здесь происходит? – не веря глазам, спросила тану, оглядывая соратников.

– Оранжевые выродки выгнали их и заперли ворота, – ответил Гобрий. Бансабира прислонилась к стене, вцепившись в парапет и глядя не моргая.

– Выгнали своих жен и матерей? Выгнали детей? – повторила Бану, посмотрев на Гобрия и будто не веря его словам. Будто от этого взгляда что-то изменится, и, когда она вновь повернет голову в сторону пустыря, там никого не окажется.

Если бы у Бансабиры были железные пальцы, она продырявила бы стену, вонзившись в глубь камня – до того напряглись руки.

– Нужно одно ваше слово, тану. Мы выполним любой приказ, что бы вы ни решили, – поддержал Гистасп.

«Мое слово? Мое слово?! Вам-то останется подчиниться, вы всегда сможете спихнуть все на меня. Дескать, какие отличные солдаты – подчиняются не раздумывая. А моя совесть? А моя душа?! Как бы далеко эти несчастные ни ушли, что бы ни сделали… это не Храм Даг, здесь обычные женщины не воительницы, и в мире вооруженных мужчин им не жить. Мы ведь рождаемся в крови и умираем в крови, другого не дано. А этого… Этого мне Праматерь точно никогда не простит. Ни за какую жертву. И они будут сниться мне всю жизнь…»

– Госпожа, – позвал Гобрий мягче, чем, кажется, вообще когда-либо за жизнь обращался к людям. Остекленевший взгляд танши пугал. – Гистасп абсолютно прав, ваше слово – зак…

Бансабира воздела руку в останавливающем жесте. Утерла губы тыльной стороной ладони, будто могла этим стереть грязь греха с потемневшего, как лик Кровавой Шиады, лица.

– Ворота закрыть, стражу усилить. На стенах оставить больше караульных на случай, если от голода они озвереют.

Мужчины молчали как один.

– Вы уверены? – спросил наконец Гистасп.

Бану не ответила – если поступить иначе, то сниться ей будут не только вражеские женщины и дети, но и собственные солдаты. Если, конечно, они со злобы не прирежут ее раньше.

– Подумайте еще раз, – сказал Одхан, чье сердце при виде страдающих сжалось. – Или – простите за дерзость – дайте и нам срок подумать. Пусть все предложат свой вариант действий через два часа. За это время никто не умрет ведь…

Бану обернулась и, точно дракон пламенем, выплюнула:

– Я не позволю своим людям голодать из милости к врагу.

Вздохнула, закончив чуть тише:

– Через пять дней тех, кто не разойдется, перестреляете ночью, а после соберете потраченные стрелы. – «В конце концов, это то немногое, что я могу сделать для них». Обернулась к командирам и телохранителям, пристально следя за каждым.

– Как прикажете, – бесцветно ответил за всех Гистасп.

Ничего не сказав, Бану сделала шаг, и мужчины расступились, пропуская. Достигнув уединения внутри стен, Бансабира велела Юдейру проваливать, а сама, рухнув на кровать, старалась не завыть подобно тем, кто так отчаянно выл далеко снаружи.

Но ни уснуть, ни расслабиться, ни забыться, ни оправдать себя не удавалось. Спустя три четверти часа Бансабира подскочила и принялась шагами мерить комнату. Только пройдя мимо окна по меньшей мере десятый раз, она заметила на подоконнике цветастое пятно. Подошла ближе, широко раскрытыми глазами уставившись на крохотные крашеные камушки – не больше сушеной горошины каждый.

Черный, фиолетовый, синий, красный, зеленый.

Бансабира, глухо зарычав, повела головой, собрала камни в руку, сжала так, что они больно впились в кожу. Долго и глубоко дышала, заставляя себя сосредоточиться на сообщении. По существу, сложности оно не вызывало, но было попросту несвоевременно.

Танша достала из походной сумки шесть коробочек из тростника, в которых хранила точно такие раскрашенные «знаки», и, сидя на полу, нарочито медленно убирала камушки в том порядке, в каком нашла. Черный, фиолетовый, синий, красный, зеленый. Враг первой степени важности переместился в основную ставку по указу вышестоящего офицера, с одной первой войска, без плана в ближайшее время возглавить атаку. Исходя из того, что враг первой степени важности – это Шауты, стоит предположить, что речь о Сцире, тогда вышестоящий офицер – это тан Ранди Шаут. Стало быть, отец отозвал дочь вместе со всем воинским составом для каких-то пока неясных целей. Если сейчас у переместившегося врага, то есть Сциры, нет плана возглавлять подразделение, вероятнее всего, Шаут присоединит ее к кому-то из прочих генералов. Видимо, к одному из старших сыновей. А значит, есть шанс, что Шаут решил собрать не две, а несколько армий под одним командованием и нанести сокрушительный удар. Знать бы наверняка – по ком и когда?