Книга Дежавю - Татьяна Шмидко

Меня поселили в небольшой комнатке, около кухни, окна которой выходили на живописный канал. Вид был потрясающе красивым – заснеженные дома напротив напоминали кремово-серые пряничные домики в лучах заходящего солнца, а по замерзшей воде канала ездили нарядно запряженные сани, за которые цеплялись дети и с хохотом волочились следом по льду.

Мои двоюродные сестры жили в просторных комнатах на втором этаже, а комната камердинера была вдвое больше моей. Рания продержала меня в комнате на карантине две недели, устроив «лечебный пост». Постные блюда помогли мне вернуть былую форму, потому что доктор Робертс откармливал меня жирной пищей, что сказалось на фигуре. Но теперь, потеряв пару лишних фунтов, я чувствовала себя прежней Аделью, а надежда на хорошие известия от доктора Бакли помогала мне с юмором переносить немилость тетки. Из-за нее, кстати, я провела под замком праздник Богоявления.

Когда я через две недели после приезда не умерла и даже перестала кашлять, она приставила меня к домашней работе, приказав закрывать «скандально короткие волосы» платком. Я с удовольствием проводила время на свежем воздухе, распевая песни и общаясь с курами и петухами. Я назвала их именами моих друзей и всегда от души хохотала, когда мистер Бакли со всех ног бежал по двору к миске с зерном, обгоняя на своих коротких ножках несушку Мари.

Из разговоров прислуги я знала, что у двух старших девочек – Норы и Марго, которые были на выданье, были женихи, но помолвлены они не были. Тетя Рания не скрывала, что в ее планы входило выдать меня замуж как можно быстрее, но после того, как ее дочки будут пристроены. Конечно, лучшие женихи должны достаться ее девочкам. Я не имела возможности толком поговорить с ней, но дяде сообщила, что я помолвлена и мой жених – видный коммерсант из Венеции. Он, правда, не придал моим словам большого значения и только пожал плечами. Я давно поняла, что большого веса в доме он не имел, но все-таки надеялась на родственные чувства ко мне. Оказалось, что зря.

Тетя пыталась даже приставить меня к другим домашним обязанностям, но я упорно отказывалась, не взирая на шипение моей опекунши. Что-что, а картошку чистить, колоть дрова я не собиралась! Рания заперла меня на два дня без еды, но я все равно не смирилась, доводя ее до белого каления непристойными песенками на испанском языке, которые выучила во время поездки на корабле. Я так часто слышала ее изречения про «черную неблагодарность», что завела специальную страницу в альбоме, где рисовала палочку, когда слышала это слово. Страница уже была зарисована наполовину. Рания устроила мой день так, что с сестрами я практически не пересекалась и не общалась, с чем было связано такое решение – можно было только гадать.

Вечерами на меня накатывала тоска, но я боролась с ней, вспоминая слова и лица моих родных и друзей, особенно Прайма. Заснуть я могла только тогда, когда представляла его – бесподобно красивого и любящего на пороге этого ненавистного дома. В моих мечтах он забирал меня под венец, мы праздновали пышную свадьбу… а дальше все было очень хорошо, не важно, где и как.

Примерно через два месяца после приезда, накануне дня Святого Валентина, дядя неожиданно вызвал меня к себе в кабинет.

Когда я вошла, он, не поднимая глаз от бумаг, сказал ровной скороговоркой:

– Радуйся, дитя, мы нашли тебе жениха! Это достопочтенный господин Мейо. Он недавно овдовел и твоя тетя была так любезна, что успела предложить твою руку и сердце раньше других. Так что готовь платье – через две недели ты выходишь замуж…

Мне показалось, что мир закружился вокруг меня и я, не помня себя от возмущения, закричала:

– Да как вы смеете выдавать меня замуж без моего согласия? Мало того, что вы держите меня на правах прислуги в комнате, которая чуть больше собачей конуры, так еще чихать хотели на тот факт, что я официально обручена и не желаю выходить замуж за неизвестного мне человека!

В кабинет ворвалась тетя Рания, которая, вероятно, подслушивала наш разговор под дверью.

– Негодяйка! Неблагодарная злодейка! Так ты отвечаешь человеку, который оказал тебе милость и принял в свой дом? – кричала она, тряся худыми кулачками над головой.

Я с удивлением смотрела на нее, которая наконец-то скинула свою мнимую благочестивую личину и показала свое истинное лицо.

– Приятно наконец-то с вами познакомиться, тетя Рания! Теперь я вижу ваше настоящее лицо. Думали, что ваш чопорный вид сможет меня обмануть? Я сразу увидела, что вы не хотите видеть меня в доме и приняли только из-за того, чтобы избежать сплетен! Лучше бы вы отказали мне в гостеприимстве, чем относиться ко мне вот так, как к служанке. Нет, но выдать меня за первого попавшегося старого холостяка!.. – сказала я, дрожа от возмущения.

– Да как ты смеешь такое говорить? Я запру тебя в комнате, посажу на хлеб и воду! Грешница! Такие, как ты, будут гореть в аду вечно! Вся в своего отца-язычника и мать! Такое же гнилое нутро! – визжала Рания, а дядя смотрел на нее, испугано прижав к себе бумаги.

– Твой отец всегда был безбожником! – продолжала Рания. – Он посмел смыть с себя воду крещения! Мы никогда не моемся! А он полоскался дважды в неделю! Поэтому ему и была послана ранняя смерть за такой огромный грех! И твоя мать упала в эту ересь вместе с ним! А еще они… они… – она вдруг запыхалась, схватившись за свое фанатичное сердце и побледнела. – Они придерживались непростительной ереси: они были лоллардами! Твой отец-грешник смел утверждать, что священная католическая церковь и достопочтенные отцы города должны считать себя равными с простыми крестьянами! Это просто безумие! – последние слова она прокричала.

– Дядя! – сказала я и подождала, когда он посмотрит на меня. – Я благодарю вас за гостеприимство, еду, тепло. Это были самые забавные дни в моей жизни. Но хочу сказать, что у меня действительно есть жених, который женится на мне и увезет в Венецию. Я прошу вас подождать вестей от него. Думаю, что он возместит вам расходы на мое содержание.

Я надеялась на его благоразумие, но он скептически усмехнулся и сказал:

– Ты уверена, что он найдет тебя?

Потом открыл папку и достал оттуда какие-то бумаги.

– Вот письмо от доктора Бакли…

– Что? Как вы оба посмели прочитать мое письмо? – сказала я, задохнувшись от возмущения.

– Мы твои опекуны и должны отвечать за моральный облик… – сказала тетя чванливо.

– Ой, да молчали бы уже про «моральный облик»! – сказала я и сжала кулаки. – Давно оно пришло? Я же каждый день ждала его!

– Давно, три недели назад, – сказала с явным удовольствием Рания.

Я подавлено замолчала от такого вероломства.

– Как бы там ни было, но доктор Бакли пишет, что… вот тут написано: «К сожалению, отца Андрео нет в живых. Я по вашей просьбе написал запрос в Калелью и мне ответил какой-то бакалейщик, который ведет переписку от имени этого города со всеми, кто пытается выяснить судьбу своих родственников. Так что если кто-то будет искать вас через отца Андрео, то не найдет, увы. В свою очередь, хочу сказать, что эпидемия чумы принимает катастрофические масштабы и…» – сказал дядя.