Книга Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

Но, как бы то ни было, приказ надо выполнять. Используя небольшую передышку, Рокоссовский решил посетить места, где упорнее всего шли бои. Рано утром он выехал на передовую, на стык 13-й и 70-й армий.

Было уже светло, когда машина по узкой полевой дороге огибала озеро, над которым висел туман, окрашенный в светло-розовый цвет. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь плотную дымку, делали озеро похожим на чашу, заполненную оранжевой водой.

«Разбить бы здесь палатку да порыбачить, — подумал Рокоссовский. — Эх, мечты, мечты». Теперь ему казалось, что больше всего на свете ему хочется побыть в уединенном месте, где вокруг была бы только тишина — ни воющего звука бомб и снарядов, ни свиста пуль, ни тревожных, изнуряющих душу мыслей о предстоящих боях.

Машина выскочила на большак и, проехав около пяти километров, вновь повернула на полевую дорогу. По мере приближения к линии фронта порывы ветра приносили запахи пороха, горелой резины, обожженной земли и трупного смрада.

Одичавшие поля и безлюдье томили душу. Машина прошла по участку поля, которое, видимо, переходило из рук в руки не один раз. Земля вокруг была изрыта и перепахана, а на ней валялись остовы танков, машин, оружие, каски. И на все это мрачно смотрело солнце.

Машина остановилась на окутанном дымкой рубеже, где находился наблюдательный пункт дивизии. Рокоссовского встретили командармы Пухов и Галанин и командир дивизии. У генерала Аревадзе была перевязана левая рука: она висела на широкой полосе бинта, переброшенной через шею.

— Михаил Егорович, что случилось? — спросил Рокоссовский.

— Немножко царапнуло осколком, — ответил генерал.

— Ничего себе немножко, — добавил Галанин, — глубоко задета кость. Рекомендуем лечь в госпиталь, он и слушать не хочет.

— Что вы ко мне пристали, как мухи! — раздраженно произнес Аревадзе. — Все твердят одно и то же: госпиталь, госпиталь. Я же сказал: никуда не поеду, мое место здесь, с моими пограничниками.

— Надо слушаться врачей, — улыбнулся командующий фронтом, вспомнив свое бегство из госпиталя. Он повернулся к Пухову и спросил: — Николай Павлович, какие в армии потери?

— Примерно одна треть личного состава выбыла из строя.

— А у вас, Иван Васильевич?

— Порадовать ничем не могу, чуть более тридцати процентов, — ответил Галанин.

— Как дрались пограничники?

— За время войны с фашистами я командую уже четвертой армией, но таких бойцов у меня еще не было, — сказал Галанин. — Сражаются до последнего. Иногда трудно понять, откуда у них берутся силы. С такими людьми я готов шагать до Берлина.

— Я хорошо знаю пограничников, — произнес Рокоссовский. — Они нигде и никогда не подводили. Я рад, что пограничники и здесь оказались на высоте.

Генералы зашли в землянку и уселись вокруг стола. Вспомнив «происшествие» за этим столом, командующий фронтом сказал:

— Михаил Егорович, вот где пригодилось бы ваше «Саперави».

— Как закончится война, приезжайте ко мне в Сербаиси, я угощу вас вином из винограда, выращенного своими руками, — вдохновенно сказал Аревадзе. — Под моей гостеприимной кровлей вы будете чувствовать себя лучше, чем дома.

— За кончик языка привязывать не надо будет? — рассмеялся Рокоссовский.

— Нет, нет, этого не будет, — засмеялся генерал, поправляя раненую руку. У Рокоссовского не поворачивался язык говорить о скором, без отдыха, без перегруппировки сил, наступлении. Но другого выхода не было: приказ Ставки уже поступил.

— Я знаю ваши способности, — начал Рокоссовский. — Вы прекрасно оборонялись. 15 июля мы идем в наступление. Я уверен, вы покажете себя и здесь наилучшим образом.

Он поставил задачи двум армиям, рассказал о замысле операции, о взаимодействии с соседними фронтами и к вечеру вернулся на свой КП.

Наступление началось в срок. Оно шло тяжело. Войскам приходилось с большим трудом преодолевать одну позицию за другой в многочисленных оборонительных рубежах противника, построенных им здесь за два года пребывания в Орловской области.

5 августа войска Центрального и Брянского фронтов освободили Орел, а войска Воронежского фронта заняли Белгород. В этот вечер Москва салютовала 12 залпами из 120 орудий освободителям этих городов. Отмечать новые победы с той поры стало традицией. Настало время, когда противник, огрызаясь, уходил на Запад.

Наибольших успехов достигла 60-я армия Черняховского. Командарм сумел найти слабо укрепленный участок обороны и до 31 августа прорвался вглубь на 60 километров. Началось освобождение Украины. В штаб фронта нагрянули журналисты центральных газет в то время, когда Рокоссовский находился в 60-й армии. Представителей прессы принимал начальник штаба фронта Малинин.

— Я бы вам рекомендовал написать о нашем командующем фронтом. — говорил Малинин. — Я с ним уже давно работаю и не перестаю восхищаться. Талант генерала, его смекалка, стратегический ум особенно ярко проявились под Сталинградом и здесь, на Центральном фронте.

Представители прессы скрипели перьями, а начальник штаба расхаживал перед ними и старался подобрать самые меткие слова для характеристики своего командира:

— Подкреплю свои слова примером. На участке армии Черняховского обозначился явный успех. Командующий фронтом, на мой взгляд, принимает смелое и, возможно, в этой ситуации единственно верное решение — он снимает с главных направлений сначала 2-ю танковую армию, затем резервный стрелковый корпус, артиллерию и бросает их в прорыв. Когда мы остались без резерва, я чуть не выл от огорчения, но, оказывается, напрасно — мы за сутки достигли такого успеха, который нам и не снился.

Увлекшись рассказом, Малинин взял указку, подошел к карте и показал, в каких направлениях осуществлялся маневр и как это сказалось на результатах боев.

— Но это еще не все. — Генерал возвратился к столу и, окинув взглядом корреспондентов, оживленно продолжил: — Тут же Рокоссовский, неожиданно для всех, преподносит немцам следующий сюрприз. В прорыв, на стыке армий Черняховского и Батова, он вводит армию Пухова, срочно перебросив ее с правого фланга. Противник сообразил, что он попал в мешок, но было уже поздно. Вот так обдурил фашистов Рокоссовский.

— Сладко, сладко поешь, Михаил Сергеевич! — в дверях комнаты появился командующий фронтом. — Здравствуйте! — кивнул он корреспондентам. — И у вас хватает терпения слушать этот панегирик? Вы что, не понимаете, что один человек сделать ничего не сможет, если плохо будут воевать те, кто находится в окопах?

— Стадо оленей во главе со львом сильнее стада львов во главе с оленем, — произнес густым басом Малинин.

— Наш начальник штаба замечательно поет песню «Летят утки и два гуся», — улыбнулся Рокоссовский. — Попытайтесь его уговорить, не пожалеете.

Представители прессы накинулись на Малинина и стали его уговаривать спеть.