Книга Хоровод воды - Сергей Юрьевич Кузнецов

Ну, потому что устают врать. Потому что любовницы тоже надоедают. Ну, хочется разнообразия, приключений, сильных чувств.

Наташа всхлипывает.

Твою мать, думает Никита, почему бросают? Иногда бросают, потому что влюбляются. Потому что сложно влюбиться в одну женщину, а жить с другой, вот почему!

И тут Наташа начинает рассказывать свою историю, а Никита почти не слушает. Господи, беззвучно взывает он, я не хочу потерять Дашу! Я не хочу снова стареть! Остаться с Машей – это от всего отказаться! От всего, что еще может случится со мной! От беззаботной радости, от легкости и веселья, от моего ребенка, который идет вдоль полосы прибоя, от желто-красных листьев моей молодости, от тусклых фонарей московских сумерек, метафизических прозрений, ожидания счастья. Если бы Ты, Господи, снова послал мне чучело со святым Граалем на голове, я бы знал, о чем просить. Пусть все как-нибудь само обойдется, хорошо? Пусть у нас с Машей будет ребенок, а я буду жить с Дашей.

И все это время Наташа рассказывает, как и где она познакомилась со своим любовником, и как они проводили время, и как она любила его, и какой он был замечательный, и какая они были хорошая…

А Никита понимает: да, вот такая у него работа – приходишь в офис, там рыдает девушка, а ты слушаешь, как ее бросили, и сам взываешь к Богу, потому что без Его помощи не знаешь, как выкрутиться.

Видимо, вот за все это ты в конце концов и получишь пять миллионов.

Быть менеджером на зарплате несравненно проще.

Даша рассказывала одну суфийскую притчу, вспоминает Никита. Жил на свете человек, скажем, в Багдаде. И во сне ему явился ангел или Зеленый Дервиш, неважно, некий посланник, и велел все бросить и переехать, скажем, в Стамбул. И не башмаки делать, как раньше, а, например, стать плотником. Человек так и сделал, переехал в Стамбул, работал плотником, стал понемногу подниматься на этом деле, дом новый купил – и тут во сне ангел ему говорит: дуй теперь в Тегеран или там в Медину и займись, ну, не знаю, разведением рыбок. Или поставками рахат-лукума в гарем шаха. Какой-то хренью, в меру беспонтовой. И так этот человек лет двадцать мотался по всему исламскому миру, и никакого смысла в его перемещениях не было – ну, на наш обычный взгляд, да, похоже, и на его взгляд тоже. А в конце концов, разумеется, выяснилось, что он стал святым. Творил чудеса, исцелял наложением рук, все дела.

Никита кладет руку Наташе на плечо, говорит: Все будет хорошо, спустя несколько лет ты поймешь, что это было прекрасное приключение, настоящая любовь, как в кино. Твои воспоминания поблекнут, позабудутся, выцветут – и будет немножко грустно, а все же приятно вспомнить: была ты совсем молодой (сколько ей лет? я не помню!), любила женатого мужчину, были вы прекрасной парой, а потом все кончилось. И Никита говорит все эти, в сущности, банальные слова, и Наташа перестает всхлипывать, берет еще один платок, сморкается, говорит: Спасибо, Никита, я пойду поработаю.

Я думаю: вот я и справился. И со всем остальным тоже справлюсь, куда же я денусь?

А еще я думаю: может, и мне тоже велели работать сначала коммивояжером, потом сейлом, потом менеджером, а потом сделать свой бизнес? Может, мне тоже во сне являлся ангел с подробными инструкциями, планом моей жизни на все эти годы? Являлся, но я не помню об этом? Может, я уже стал святым, но об этом не знаю? Может, я просто недостоин знать?

Восемь часов вечера. Крытая стоянка. В дальнем углу – легковая машина «тойота». В машине – лысеющий сорокалетний мужчина. Он монотонно раскачивается, будто молится.

Это я, Никита Мельников. Если вы подойдете ближе, вы услышите, как я вою.

Это не волчий вой, не вой зверя, попавшего в капкан, или женщины, потерявшей ребенка. Нет, это тот самый особый вой, предсказанный Мореуховым, вой, который Господь придумал специально для успешных мужчин, лицом к лицу столкнувшихся со своим страхом.

Пять минут назад, когда я въезжал на парковку, позвонила Маша, сказала: Ничего не получилось.

Ответил: Я скоро буду, но вместо того, чтобы запарковаться и бежать домой, остался в машине.

Мне страшно.

Я боюсь, на этот раз я не справлюсь.

78. Тимбилдинг

Тот же провинциальный город. Та же гостиница. Тот же бар. Поздний вечер. За столиком в углу двое. Грузный мужчина в дорогом костюме и молодая темноволосая девушка. На ней туфли, юбка до колена, светлый пиджак. Римма и Сазонов.

Зачем они приехали в этот город, я, конечно, не знаю. Наверное, в командировку. Это такой специальный город, люди ездят сюда в командировку, селятся в гостинице, а потом спускаются в бар. Можно считать, я придумал эту поездку бессонной ночью в этой самой гостинице, когда мне снилась то Даша, то Оля, то порнозвезда из телевизора.

Римма только что замолчала. Вероятно, они обсуждали расписание встреч на завтра. Перед Сазоновым пустая рюмка, перед Риммой – полная, между ними – бутылка «Хеннесси». Сазонов задумчиво смотрит на Риммины руки. Чуть загоревшая кожа, длинные пальцы, ярко-алые, безукоризненной формы ногти.

Римма молчит, опустив глаза. Они впервые вдвоем в неформальной, так сказать, обстановке.

Очень медленно он накрывает ладонью ее руку. Римма видит выступающие сухожилия, чуть отекшие пальцы, обручальное кольцо. Она вспоминает его жену, потом Анжелу.

Наконец поднимает глаза и говорит:

– Я должна вам сказать, Владимир Николаевич, у нас с вами ничего не выйдет, – но руку не убирает.

– Почему? – тихо спрашивает Сазонов.

– Как бы это вам объяснить, – Римма говорит уже немного уверенней. – У меня специфические сексуальные вкусы.

– Золотой дождь? – с неподдельным интересом и чуть заметной иронией.

– Нет, нет, – Римма морщится, – фу, гадость какая. Меня просто не интересуют мужчины.

– Ну, – разочарованно говорит Сазонов и убирает руку, – я думал, что-то интересное.

– Вот видите, – Римма пожимает плечами. – Если не считать этого ограничения, я могу сказать, что вы мне вполне интересны.

Сазонов разливает коньяк по рюмкам, делает глоток и задумчиво смотрит на барную стойку за спину Риммы. Скучающий бармен, длинный ряд бутылок, одинокая девица в мини. Сазонов переводит взгляд на Римму:

– Раз уж я вам интересен, у меня есть одна идея. Хотите рискнуть?

– В каком смысле? – холодно спрашивает Римма.

– Сейчас поймете, – отвечает Сазонов и, привстав, машет рукой. – Девушка, девушка, – и лицо его расплывается в улыбке, – да, это я вам. Не присядете за наш столик, а то я вижу – вы одна там, у стойки. Возьмите только рюмку, я вам налью коньячку и выпьем за ваше здоровье. Как вас зовут? Оля? Очень хорошо. Понимаете, Ольга, у нас к вам профессиональное предложение…

Я вижу их в дешевом провинциальном люксе, замерших на широкой кровати. Сазонов лежит, опираясь на локоть, капельки пота блестят в седеющем ворсе волос. Тяжело дышит, глаза открыты, губы плотно сжаты, желваки шевелятся под серой щетиной. Потом роняет голову на подушку и протягивает руку к Римме, неподвижно сидящей в изножье кровати. Римма улыбается, глаза полуприкрыты, темно-вишневые соски напряжены и словно пульсируют в утреннем полусумраке. Она протягивает тонкую руку с ярко-алыми ногтями – один сломан – навстречу Сазонову.