Книга Вне корпорации - Эйтан Коллин

Первое время Элизабет льстило его внимание. Быть любимой мальчиком, который, когда вырастет, станет богатым человеком, — в этом имелись свои преимущества. Но то, что для Шона было полной и всеохватывающей любовью, для Элизабет было всего лишь детским романом. С возрастом она отдалилась от молодого человека, который по-прежнему был ею одержим. Нет, он не был ей безразличен, и она не хотела причинять ему боль, но на любовь, которую Шон к ней испытывал, она не могла ответить взаимностью — ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем. Будь Элизабет расчетливее, интересуй ее деньги, контрольный пакет и замужество, ее жизнь была бы устроена. Но Элизабет была не такой.

Как только ей представился случай уехать, она покинула родительский дом. Ей предложили стажировку в «ТерраКо», корпорации по освоению других планет. Стажировку без шума организовали родители Шона — с одобрения отца Элизабет. Ни Шон, ни Элизабет ни о чем не подозревали. Правда, для Элизабет это не имело бы значения. Она увидела перед собой прекрасную возможность уехать из дома, начать жизнь, полную приключений. Элизабет передала новость Шону, лишь немного солгав, — она и не подозревала, какие последствия будет иметь ее маленькая ложь в будущем. Не желая ранить его, она не призналась в том, что и сама хочет уехать. Она сказала: ей придется уехать. Здесь ей помогла сама суть инкорпорации. Элизабет сказала, что не может не уехать, потому что не владеет своим контрольным пакетом. Конечно, Шон тут же предложил выкупить ее контрольный пакет, но Элизабет возразила: она сама хочет скопить денег и приобрести свой пакет. Бедняки часто бывают гордыми. И все же для влюбленного Шона, которого позже назовут «неуравновешенным», все было кончено. После отъезда Элизабет он потерял покой, и только одна искра надежды скрашивала его дни. Когда-нибудь Элизабет вернется.

Хотя в глубине души Шон понимал, что Элизабет его не любит, и даже знал, что она охотно встречается с другими мужчинами и женщинами, он не терял надежды. Он был убежден: пройдёт десять, двадцать, пятьдесят или даже сто лет, Элизабет захочется жить той жизнью, какую он сможет ей предложить, и тогда… тогда она вернется в его распростертые объятия. Пока что действия Шона Дугла всецело отвечали его воспитанию и положению. Он, правда, не стремился немедленно удовлетворить свои потребности и согласен был ждать, сколько придется, лишь бы получить что хочет. Поэтому он попрощался с любимой, уверенный в том, что Элизабет когда-нибудь вернется к нему и они заживут счастливо.

Через три месяца Элизабет вдруг пропала, потерялась. Ее перевели на сверхсекретный объект GCI на Нептуне. По договору она обязывалась проработать на GCI шестьдесят с лишним лет в очень опасных условиях. В обмен ей обещали контрольный пакет и крупные льготы. Такой контракт имел и другую цель: навсегда отрезать Элизабет от Шона. Однако Шон о ней не забывал.

На собственные средства в только что купленном имении он построил замечательную конюшню. Хотя такой поступок отдавал чудачеством, он распорядился, чтобы лошадям Элизабет позволили пастись и щипать травку. Ее родители не возражали, полагая, что, возможно, так Шон со временем привыкнет к отъезду Элизабет. Кроме того, Шон устроил в конюшне лизунец и желоб для воды, которые активировались только в присутствии лошадей. Кормили и чистили лошадей пожилые конюхи. Шон думал, что конюшня поможет ему думать о своей любви без неприятных, рвущих душу воспоминаний.

Он все глубже увязал в трясине, и никто ничего не мог с ним поделать. Он стал взрослым и владел суперконтрольным пакетом — семьюдесятью пятью процентами себя. Через два года после отъезда Элизабет он наконец расстался с девственностью. Он выбрал девушку, которая внешне напоминала Элизабет, но по характеру ничуть не была на нее похожа. Потом Шон испытывал такую вину за то, что, как он считал, предал свою любовь, что позже много лет не повторял попыток, и нормальной сексуальной жизни у него так и не было. Растерянный, он влачил жалкое существование, когда нечаянно наткнулся на списки крошечной политико-экономической организации, основанной студентами университета. Партия называлась Партией контрольного пакета.

Вот когда Шон Дугл наконец воспрянул духом. Если бы Элизабет не была бедной, она могла бы остаться с ним. Шон даже думать не хотел о том, что Элизабет, возможно, все равно ушла бы от него. Он получил ответ на свои вопросы. Существование обрело смысл. Инкорпорация украла у него Элизабет, и инкорпорация заплатит за это! Как ни печально, не будь Шон держателем собственного контрольного пакета, его «чудачества» и ярко выраженный депрессивный склад неминуемо привели бы его к психоревизии. Но Шон в том же инкорпорированном мире пользовался почти неограниченной свободой, поэтому его странности, свойственные многим богатым и знаменитым, пока терпели.

Шон прилепился к новой группировке, как наноробот к молекуле, и быстро стал лидером партии. Как и всех лидеров, его отличали глаза. Иногда от них невозможно было оторваться, а иногда невозможно было не отвести взгляд. Казалось, его глаза знают лишь два выражения. Они либо ярко горели, либо ласково теплились. Когда он пытался кого-то в чем-то убедить или привлечь на свою сторону, он произносил пламенные речи с пылающим взором. Теплились его глаза, когда он был спокоен, размышлял о какой-нибудь несправедливости или проблеме, которую, по его мнению, лишь он один способен решить. Его страстность помогла ему руководить крошечной партией, которую большинство его сограждан считали бессмысленной или в лучшем случае способной в очень небольшом количестве выпустить пар.

Политическая история группировки была короткой. Партия контрольного пакета образовалась всего лишь лет тридцать назад. Члены партии считали, что все люди должны иметь неотъемлемое право обладать собственным контрольным пакетом. Данная радикальная идея почти не пользовалась поддержкой у общества, а корпорации и правительство относились к ней неодобрительно.

Журналисты, не любившие Партию контрольного пакета, часто язвительно замечали: «Странно, что почти все члены партии, а руководство — вообще поголовно обладают собственными контрольными пакетами». С другой стороны, все маргинальные, немногочисленные политические партии выживали лишь ценой усилий людей отчаявшихся и богачей. В современном обществе, возникшем после Большого Краха, отчаявшихся было очень мало. Ядро Партии контрольного пакета составляли богачи.

Главное же заключалось в следующем. Государство так мало вмешивалось в дела людей, что заниматься политикой, как ее понимали в прошлом, стало бессмысленно. Налогами государство никого не облагало. И что бы ни решали идиоты, сидящие в Женеве, они имели право всего на пять процентов от каждого гражданина, и не больше. Государство люди считали вполне безобидным, а его действия — предсказуемыми. Семья оказывала несравненно большее давление на человека, чем государство, ведь родителям причиталось по двадцать процентов каждого ребенка. Почти все считали, что так и должно быть.

Кроме того, государственный сектор, в старину достаточно крупный, оказался либо урезан, либо вовсе отмер за ненадобностью. Например, государство больше не ведало такими сферами, как почта, здравоохранение, пособия по безработице и помощь в чрезвычайных ситуациях. Правоохранительные органы и органы юстиции, которые до Большого Краха находились в монопольном ведении государства, теперь по конституции могли быть и частными организациями. Из прежних политических партий выжили одни либертарианцы, однако их деятельность почти всецело сводилась к ограничению государственной власти. Противники либертарианцев в свое время откололись от них и образовали Партию ликвидаторов. В их политической платформе главенствовал тот принцип, что в инкорпорированном обществе потребность в правительстве как таковом изжила себя. В течение нескольких десятков лет ликвидаторы оставались малочисленными из-за своей зашоренности. Они без конца вступали в мелкие стычки с правительством. Поскольку инкорпорированное общество консервативно по самой своей сути, оно не принимало радикальных взглядов ликвидаторов, и им так и не удалось воплотить свои идеи в жизнь. Позиции партии несколько укрепились с приходом к власти некоего Шеннона Кенга. Под руководством нового лидера партия выработала другой, более мягкий подход. Вместо призывов к ликвидации правительства вообще ликвидаторы начали проталкивать идею о так называемых «зонах, свободных от правительства». Ликвидаторы считали, что идеальной зоной может стать целый континент, освоенный спутник планеты или планета. В такой зоне инкорпорированное общество будет существовать без государственного вмешательства и жить по модели, предложенной Дэвидом Фридманом.[5]Согласно этому закону, все товары и услуги, в том числе закон как таковой, создаются в процессе саморегуляции на свободном рынке. Следом за Фридманом ликвидаторы призывали к построению анархокапитализма путем постепенной приватизации областей, захваченных государством, включая такие сферы, как законотворчество и самоуправление. Важно, что Фридман предложил свою модель задолго до введения принудительной инкорпорации. Мысль о зоне, свободной от правительства, очень нравилась широким массам. Партия ликвидаторов пользовалась все большей популярностью. Впервые за несколько веков возникла оппозиция. Тем не менее либертарианцы по-прежнему значительно опережали своих соперников.