Книга Второе восстание Спартака - Андрей Константинов

– Я не пойму, к чему ты клонишь, что сказать хочешь, –Юзек внимательно слушал Голуба, но, видимо, устал от затянувшейся речи, невыдержал и перебил: – Какие выводы ты из всего этого делаешь?

– А выводы простые...

Хлопнула рывком отворенная дверь.

– Ну кто там еще? – недовольно пробурчал Голуб,поворачиваясь ко входу.

Порог вошебойки переступили Барсук и Кукан.

– Пошли, Спартак, – хмуро проговорил Барсук, обстукиваяобувку о дверной косяк. – Люди тебя на толковище кличут...

* * *

– ...А правда, она ж такая, как шило в мешке, ее неутаишь...

На этом Мойка закончил свой рассказ.

А начал он свою повесть с того, что есть у него корешпитерский, Витька-Шило. (Кто-то из блатных, услыхав кликуху, кивнул, показывая,что знает такого). Через людей, через малявы Мойка поддерживал с ним связь,слал весточки, так как, во-первых, лепший корефан, а во-вторых, на воле Мойкасобирался и дальше крутить с ним на пару удалые фартовые дела. И в одной малявеМойка написал, что объявился у них один паренек ленинградский, звать которогоСпартак. И паренек тот вроде как в городе на Неве, а конкретно – наВасильевском не самый безвестный из пареньков, потому что блатным не разсерьезно помогал. Ну написал и написал Мойка, просто так упомянул про Спартакасреди прочих новостей про жизнь и тут же позабыл об этом. Но Витька, однако, непозабыл.

Пришла тут весточка с воли от Витьки-Шила, в которой тотпреинтереснейшие вещи излагает, причем подробнейшим образом все отписывает, какузнал и откуда.

– Витька-Шило – тут, я вижу, кое-кто его знает – человек пожизни любопытный, что твой кошак или что твой опер, – так это излагалМойка. – Вот его любопытство и разобрало, кто таков этот Спартак, чемславен, на что может сгодиться в случае чего, чай, мы все в Ленинграде-городе идальше проживать намереваемся.

И Шило не поленился, отыскал тот дом («Хотя, – особоподчеркнул Мойка, – его никто об этом не просил»), в котором жили Спартаки Марсель. Отыскал он, вернее, не дом, а место, где дом стоял. Потому как отдома остались одни руины, которые нынче активно разбирают пленные немцы. Шилоуж готов был повернуться и уйти, но зацепился языком с каким-то случайныммужиком, а тот оказался бывшим дворником этого дома, по старой памятизахаживающим на место прежней работы и обитания. Слово за слово, Шило сдворником разговорились. Потом для продолжения беседы по русскому обычаю (и этоневажно, что дворник – натуральнейший татарин по имени Ахметка) сговорилисьраздавить на двоих чекушку.

«Помнишь такого-то, – спрашивал за чекушкойШило, – а такого-то?» «Кто во дворе проживал, всех помню, – отвечалдворник. – Спартак и Марсель, говоришь? Ну а как же не помнить! Изтретьего подъезда, в пятидесятой квартире жили оба-двое».

А потом дворник похвалился, что ежели он кого и чего вдругпозабудет, то всегда есть чем освежить забуксовавшую память. И совсем неводкой, а гораздо менее зловредным средством. Оказалось, что на следующий деньпосле бомбежки дворник отыскал среди руин домовые книги и взял себе. Они до сихпор лежат у него, на новой квартирке. Пытался еще во время блокады отдать их врайисполком, но там сказали, пусть побудут у тебя, сейчас не до того, а когданадо будет – заберем. Так и не забрали.

Поскольку одной, как заведено, оказалось мало, то Шилоприкупил вторую чекушку. А распивать ее отправились к дворнику на новую хазу.Там Витька-Шило и полистал те самые домовые книги, поводил пальцем по строчкам,почитал записи про жильцов – кто в какой квартире проживал, кого выписали, коговписали, кто в каком году родился или же, наоборот, скончался. Все этосопровождалось байками дворника про судьбы человеческие. «Вот видишь, жизнь,какая она, если б заранее знать, кого куда судьба кидает». Про то, кторазвешанное во дворе белье подпалил да велик упер, а потом стахановцем стал илив художники выбился.

Под гундеж дворника Шило дошел и до квартирки под номеромпятьдесят, вчитался в список жильцов...

Сам бы Витька ни на что такое, конечно, не обратил бывнимания, но дворник завел очередную историю из серии «кого куда судьба кидает»и поведал о том, как один парнишка («хороший был такой, со шпаной не путался,здоровался всегда, грамотный, мы думали в люди выйдет, а он, вишь ты, в НКВДзаписался, теперь, грят, где-то в лагере служит»). Вот из-за этих слов дворникапро НКВД и лагерь Шило на всякий случай и запомнил имя-фамилию «толковогопарнишечки», который жил в непосредственном соседстве с Марселем и соСпартаком.

Уже на следующий день Витька-Шило установил, кто таков этот«парнишечка толковый». На малине он поведал байку о том, как жили-были черезстену друг от друга пацаны, по одному коридору носились, в одном дворе играли,на одной кухне у маток хавку клянчили, но вот один стал вором, а другойзаделался легавым, вот она-де какая сука-жизнь. Назвал Витька имя с фамилией...«Как, говоришь, кличут этого легаша? – переспрашивает вдруг один из людейна малине. – Да это ж Кум наш, точняк! Все в масть и тютелька в тютельку!Не может быть таких совпадений!» Оказалось, бродяга этот, случившийся намалине, недавно вышел на свободу с чистой совестью и откинулся он аккурат изтого самого карельского лагеря.

– Как выясняется, на совпадения жизнь богата, – сказалМойка, к концу рассказа заметно приободрившийся оттого, что слушали еговнимательно. – По всему выходит, что все трое проживали в однойкоммуналке. А мы об этом почему-то ничего знать не знаем, ведать не ведаем,хотя чего там вроде скрывать-то! Так я вам скажу, почему не знаем и чтоскрывать...

Мойка, как положено, сперва выдержал театральную паузу, апотом выложил довесок. Весомым получился довесок – как козырной картой по столушлепнул. Оказывается, Витька-Шило еще кое-что узнал от разговорчивого дворника,сыпавшего байками про жизнь двора, что твой Шахерезад.

А именно – в свое время будущий Кум спропагандировал Марселявступить в комсомол, да сам же его туда и принял, вручил комсомольский билет изначок. Неизвестно, сколько Марсель проходил в комсомольцах и в какой канавепотом утопил билет, да то и неважно. Пусть хоть один день длилось членство врядах союза коммунистической молодежи – уже достаточно.

Понятно, что по малолетке Марселю могли втереть что угодно,особенно те, кто возрастом постарше, да еще ежели зудели в уши каждый божийдень. Про комсомол, про партию, про то, что без комсомольского билета в карманегулять по жизни будет спотыкалисто... Дело житейское, равно как и то, кто с кемв одной квартире соседствовал. Хочешь жить вовсе без соседей – подавайся влесники или в отшельники. В противном же случае банкомет по имени Судьба можетподсунуть тебе кого угодно, тут уж только на случай можно полагаться. А судьба,как известно, злодейка и проказница и легавого с вором через стенку можетзапросто поселить. Не в том дело вовсе, не в том...

А в том, что не утаивал бы Марсель от людей правду, такслова бы дурного к нему не было. Ну не был бы он тогда, конечно, в законе, аходил бы в простых ворах, ну так и что ж тут такого! Но он же власти возжелал!Думал, не вскроется никогда! А правда, она ж такая, как шило в мешке, ее неутаишь...