Книга Bella Германия - Даниэль Шпек

Винченцо пока не хотел сдаваться, надо было лишь придумать другой способ. Прошлое по-прежнему давило на него, но теперь он больше думал о будущем. И у него не было иного пути, как вытащить себя за волосы из той трясины, в какой он жил.

Винченцо подошел к механику бокса «альфы».

– Не возьмете меня помощником?

Мужчина прищурился:

– Откуда ты?

Первый вопрос, который обычно задают на юге, где «откуда» не в пример важней, чем «куда». Как же Винченцо ненавидел все это. К тому же он понятия не имел, что ответить. Любой из возможных вариантов был бы ложью.

– У меня нет образования, но я разбираюсь в машинах.

– У тебя странный акцент, ты с севера? Миланец?

– Нет, сицилиец. И мне не надо платить, я готов работать задаром.

Так Винченцо стал участником «Тарги», пусть и не в качестве гонщика. Обслуга обслуги, он рассчитывал приблизиться к Ваккарелле. Но механики не подпускали его к машинам. Он был мальчиком на побегушках: принеси канистру с маслом, сбегай за кофе… Его «гонки» ограничились стенами бокса, насквозь пропитанного испарениями бензина и пота. Тут вечно что-то шло не так, постоянно приходилось выкручиваться, нагловатые юнцы, получившие гоночные контракты, помыкали им, не упуская возможности лишний раз ткнуть лицом в грязь. Не будь Винченцо упрямым сицилийским ослом, в первый же день сбежал бы.

Гонки получились даже безумнее обычного. На первых метрах стартовой прямой автомобиль въехал в трибуны, что стоило жизни гонщику и одному из зрителей. Две «альфы» сошли с дистанции. Ваккарелла был явным фаворитом, но вел автомобиль как в трансе и выиграл с очень небольшим преимуществом.

Когда Нино поднимался на трибуну с кубком в руке, комментатор объявил, что эти соревнования для него последние. И последнюю свою победу великий гонщик посвящает всем сицилийцам.

Ближе к вечеру механики устроили праздник. Дневная жара улеглась. Едва не падая от усталости, Винченцо укладывал грязные пожитки в ИЗО. Он кое-чему научился за этот день, хотя так и не смог переговорить с Ваккареллой. Успех гонок зависит не только от мастерства пилота и механика, но и от взаимопонимания между ними. Механик и пилот говорят об одном и том же на разных языках. То, что гонщик чувствует своим телом, механик может измерить в граммах и миллиметрах, разглядеть в чувствительной настройке амортизаторов, колебаниях уровня масла, распределении веса… Успех во многом предопределяет качество перевода с одного языка на другой.

И у Винченцо в запасе был целый год, чтобы как следует поразмышлять обо всем этом.

– Красивая машина.

Обернувшись, Винченцо увидел мужчину в брюках и белой рубашке. Нино Ваккарелла.

– Жаль, что они обанкротились… «ИЗО», я имею в виду. Да, золотое было время. – Он произнес это с неподдельной горечью и вдруг протянул Винченцо руку: – Ciao. Как тебя зовут?

– Винченцо.

– Откуда ты?

Вместо того чтобы рассказать о своем прошлом, Винченцо поделился планами на будущее. Ваккарелла слушал внимательно.

– Но ты не такой, как остальные, – заметил он. – У тебя есть мозги, почему ты не учишься?

– А чем плохо для гонщика иметь немного мозгов? – спросил Винченцо. – Я ведь умею не только быстро ездить, я разбираюсь в машинах.

– Технарь, стало быть, – кивнул Ваккарелла. – Как этот австриец из «Феррари», Лауда. Всем хорош – правда, у него не только мозги, но и деньги, первый болид он купил себе сам.

Винченцо этого не знал.

– Видишь их? – Ваккарелла показал на молодых людей возле «порше». – Это наше будущее. После того как «Тарга» потеряла статус международных гонок, каждый может купить себе болид. Они получают все в лучшем виде, и вот что я тебе скажу. Времена, когда талант что-то значил, прошли. Теперь побеждает самый большой бюджет.

Винченцо даже возмутился, стал возражать. Нет, талантливые люди все равно нужны. Такие как Ваккарелла…

– Это Италия, мальчик, – перебил его гонщик. – Здесь имеет значение не то, что ты умеешь, а кто за тобой стоит. И если ты хочешь моего совета, то он один: учись. Поступи в свой университет и получи нормальную профессию. Брось это дело, bocca al lupo[149].

– Подождите…

Ваккарелла обернулся.

– Почему вы уходите, ведь вы все еще лучший?

Ваккарелла остановил на Винченцо долгий взгляд. Закатное солнце отражалось в его зрачках.

– Потому что скоро у меня родится сын. Это занятие не для тех, кто собирается стать отцом.

С этими словами он сел в «фиат» и уехал.

Винченцо вернулся ночью – в насквозь промасленных рубахе и брюках и с бензобаком таким же пустым, как и кошелек. Иллюзий тоже поуменьшилось. То, что мечты окрыляют, в какой-то степени было справедливо разве что для матери Винченцо. Его же крылья, отягощенные грузом стольких разочарований, скорее тянули вниз. Винченцо чувствовал себя падающим Икаром. Он понял вдруг, что хотел взлететь выше других, не научившись как следует ходить по земле.

Поставив машину возле дома Розарии, он почувствовал: что-то не так. Настораживала не рассветная тишина, в которой не было слышно даже прибоя. Здесь ощущалось нечто совсем другое. Отсутствие. Винченцо подумал было, что это Таня уехала, но тут на крыльцо вышла Розария, лицо ее опухло от слез, и он все понял.

Глава 61

Белый ангел на надгробии Джульетты, казалось, только и ждал того дня, когда Кончетта упокоится рядом с дочерью. На ее похоронах никто не кричал, не причитал и не раздирал себе ногтями лицо. Кладбище лежало погруженное в мертвую тишину. Жизнь Кончетты была одной безмолвной жалобой, и ушла она незаметно, будто не желая тем самым причинять лишнего беспокойства.

Немногие провожали ее в последний путь. Подруги детства давно умерли, а сама Кончетта, так много лет проведшая на чужбине, последние годы жила затворницей. Из Германии примчался Джованни. Таня стояла рядом с Винченцо. Какими бы сложными ни были их отношения, в эти тяжелые дни Таня во всем поддерживала его, именно эту черту Винченцо особенно ценил в ней. Но в то же время ее сила пугала его, Таня словно и не нуждалась сама ни в какой опоре. Он боялся, что когда-нибудь она его оставит.

Он спрашивал себя, что думает бабушка, глядя с католических небес на странную пару у своей могилы? И что за будущее их ждет? Ведь если семья – это то, что делает нас нами в толпе чужаков, если она, подобно корсету, придает форму нашей сути, то что мы без нее? И что остается от нас после смерти, от той же Кончетты? Ничего, кроме детей.

Только сейчас, когда могильщики опускали гроб в яму, Винченцо понял, как тяжело, наверное, было бабушке после смерти Джульетты. Если умирают родители, человек не ест себя поедом, это обычный порядок вещей, но если умирает ребенок… Воспроизводство – смысл жизни. Она напрасна, если не будет того, кто продолжит ее.