Книга Соблазненные луной - Лорел Гамильтон

Я посмотрела на Минивер.

– Хочешь ли ты истинной смерти? Или живой пойдешьгоблинам на забаву?

В голубых глазах сменялись мысли – добрые и злые и те, чтомне совсем было не понять.

– Что они со мной сделают? – спросила она наконец.

Я прижалась к груди Дойла, мне не хотелось отвечать навопрос. Мне хотелось, чтобы все уже было в прошлом. Я не хотела дружескиболтать с той, кто сейчас умрет. Кто, собственно, уже практически мертва. Вглазах у Минивер еще светилась надежда, а надежды у нее не было.

– Учитывая скорость, с которой ты исцеляешься, скореевсего они сперва займутся с тобой сексом и только потом примутся отрывать оттебя куски мяса.

Она уставилась на меня неверящими глазами. Онавосстанавливалась – не только ее тело, но вера в себя. Я видела, какпробуждается в ней привычное высокомерие. Она не верила, что с ней можетслучиться такой кошмар. Она надеялась, что каким-то образом спасется, выживет,как выжила после моих ударов.

– Ты будешь звать смерть задолго до того, как онапридет, Минивер.

– Где есть жизнь, там есть надежда, – сказала она.Под кровью кожа у нее на груди стала белой и здоровой, словно и не было тамникакой раны.

Дойл приставил к ней двух стражей и отнес меня к Нерис. Онаисцелялась не так быстро, потому что ее я ударила направленней, – но онаисцелялась.

Я предложила ей тот же выбор, что и Минивер, и Нериссказала: "Убей меня". Глаза ее скользнули по кольцу выжидающихКрасных Колпаков, по Падубу и Ясеню. Их жадные взгляды утвердили ее в решениине попасть им в руки живой.

– Ясень! – Мне пришлось позвать его еще раз,прежде чем зеленые глаза взглянули на меня. – Возьми Красных Колпаков ипойди к Минивер. Покажите ей, что за судьба ее ждет, если вы живой заберете еек себе в холм.

– Мы останемся здесь при тебе, так что к ней неприкоснемся.

Я вздохнула.

– Не надо отговорок, просто сделай, что нужно.

– Насколько убедительно мы должны выглядеть? –спросил он с зарождающейся злостью. Я говорила с ним как с подчиненным, а этоне лучший тон в обращении с воином-гоблином, особенно если вскоре тебепредстоит делить с ним постель.

Извиняться не стоило, это будет понято как слабость и тольковсе испортит. Я сделала, что сумела: схватила его за руку – не так жестко, какхотелось, но так, как могла с будто раскалывающейся на куски головой.

– Тебе и Падубу совсем не надо быть убедительными. Вымои, и делиться вами я не буду. Пусть убедительными будут Красные Колпаки.

Ясень улыбнулся мне свирепо и похотливо одновременно: такаяулыбка возможна, если секс и резня стоят у вас в рейтинге удовольствий на однойступеньке.

– Ты здорово разыгрываешь высокую сидхе. – Оннаклонился ко мне и прошептал: – Беспомощные стоны. Ты будешь для нас тихонькопостанывать, принцесса?

Я ощутила, как напрягся Дойл. То ли ему не понравиласьпостановка вопроса, то ли тут был какой-то подвох. Но правда есть правда.

– Тихонько постанывать, а может, и орать во всю глотку.

Ясень хохотнул – тем самым мужским смешком, какой слышишь,когда у мужчин на уме такие вещи. Это даже успокаивало – слышать такой смех. Вопределенные моменты мужчины – это мужчины.

– Твои крики будут самой лучшей музыкой. – Он взялмою ладонь со своего локтя и поцеловал. Потом махнул рукой, и все КрасныеКолпаки, кроме Джонти, пошли за ним.

Джонти посмотрел на меня.

– Мой царь приказал мне тебя охранять, не ее. Кровьэтой вот меня отвлекла, и я дал тебе слишком близко подойти сейчас ктой,другой. Если б она тебя убила, я бы тебя не пережил.

Для Красного Колпака он был весьма речист, но вслух я этогоне сказала: такой комплимент намекал бы, что я от Красных Колпаков речистостине ожидала вообще.

– Тебе нужно нанести смертельный удар, стоя на своихногах, Мередит, – сказала Андаис, – или Нерис отправится к гоблинамкак есть.

В глазах Нерис вспыхнул страх, она одними губами прошептала:"Нет!"

Дойл шепнул мне на ухо:

– Можешь встать?

Я прижалась к нему щекой и дала единственный ответ, какой уменя был:

– Не знаю.

Он поставил меня на пол и подождал, пока я не смогу стоятьсама. Я посмотрела на грудь Нерис. С моим ростом я вполне могла не наклоняясьупереться острием меча ей в грудь – прямо над сердцем. Ноги у меня началидрожать, но это было не страшно. Я взялась за рукоять меча здоровой рукой,глубоко вдохнула и навалилась на рукоять всем телом, направив меч в грудь и ещебьющееся сердце. Лезвие на миг уперлось в кость и тут же скользнуло куда надо.Я упала на колени рядом с Нерис, не разжав руку на рукояти.

Глаза Нерис, так похожие на глаза королевы, были широкооткрыты и ничего уже не видели. Я сделала для нее все, что могла.

За спиной послышались крики.

Я легла лбом на здоровую руку. Я не знала, смогу ли встать.Если королева будет настаивать, чтобы я шла к Минивер сама, я не смогу.

Гален присел рядом со мной:

– Давай с тебя каблуки снимем.

Я чуть повернула голову посмотреть на него и выдавилаулыбку:

– Голова.

Он стащил с меня туфли. Только я шаталась, даже стоя наколенях. Туфли или не туфли, а идти я все равно не смогу.

– Что они с ней делают?

– Играют, – ответил Дойл.

Я подняла голову и взглянула ему в глаза.

– Играют?

Они с Галеном переглянулись, и я поняла намек.

– Отведите меня к ней.

Дойл поднял меня так осторожно, как только мог. Меч выпал уменя из руки. Он был такой тяжелый... Наверное, клиническая смерть в спальне уАндаис, а потом едва не оторванная рука взяли свое. Я ждала обморока, как ждутвозможности рухнуть в кровать после трудного дня.

Гоблины перемещались так, чтобы придворным было видно, чтоони делают. Это был спектакль – а что за спектакль без зрителей? Кто-то изКрасных Колпаков поменьше присел у груди Минивер и копошился пальцами взаживающей ране. Он гладил и пощипывал мышцы и связки, как ласкают гениталии.Тут прикоснуться, там надавить – явно был виден опыт, только пальцы не междуног у нее были. Он рылся в мясе у нее на груди. Он гладил само ее сердце –словно в надежде, что она вот-вот забьется в оргазме.

Дойл поднес меня к ее голове.

– Не надо тебе отдаваться им на забаву, Минивер.

– Уберите их от меня! Уберите!!

Я взглянула на Ясеня, и он жестом велел всем отойти. Тот,который копошился в ране, ушел с неохотой, напоследок потискав ей груди.