Книга Война - Алексей Рудаков

— Командир! — в рубку влетел Грей: — Там это, люк не… — он запнулся и удивлённо уставился на меня, стоявшего около кресла бортинженера: — А ты, это… Чего не? Рулит то, кто?

— Никто. Управление сдохло.

— А как же тогда?

В ответ я пожал плечами и повернулся к лобовухе. Поверхность Чужака продолжала приближаться, обещая скорое решение нашей дилеммы — разобьёмся мы или отскочим обратно.

— И люк грузовой сдох. Вот же зараза!

Он подошёл ко мне и, в своей любимой манере, уселся на край пульта: — И чего ждём?

— Вон, — я кивнул на чужака: — Ща гробанёмся. Если свезёт и корпус выдержит, то отскочим, выловят потом. Наверное. — я вздохнул: — Хотел Клёна пристрелить, ну, что б реснутся на станции так он не хочет.

— Не хочу! — тут же подтвердил Клён.

— Зря. — старшина повернулся к нему: — Слышь, Сергей. Если не хочешь, что б застрелили — скажи. Я пару точек знаю — чик! И на Станции. Уснёшь просто.

— Да вы что? Сговорились что ли?! — он выпрыгнул из кресла и отскочил к выходу из рубки: — Вы чего, мужики?!

— Не психуй парень, — Грей слегка напрягся и сделал короткий шажок к нему: — Тебе же лучше будет!

Продолжить своё движение он не смог, палуба резко ударила нас по ногам и корабль закувыркался, скользя и подпрыгивая по поверхности Большого.

Гравитационный компенсаторы выдержали это испытание на отлично — для нас, повалившихся на пол после первого удара, иных последствий более не было. Корпус тоже выдержал только через лобовое стекло пробежала трещина, да декоративная панель, скрывавшая жгуты кабелей под потолком, оторвалась и, подчиняясь силе компенсаторов, упала на палубу.

— Все живы? — Я встал и вцепился в спинку своего кресла.

— Да.

— Вроде.

Снаружи каруселью чередовалась то чернота пространства, то бурая поверхность Марадуга. Лично у меня, обычно не склонного к морской болезни, эта круговерть вызвала острый приступ тошноты, заставив поспешно отвернуться.

— Внимание! Группа Три! Немедленно отойти от Большого! Повторяю — Третья! Отход! Отход! — в голосе координатора, в первый раз за всё время, проскочил страх: — Немедленно! Всем валить от Большого! Немедленно!

В лобовухе снова проскочила поверхность чужака, но теперь на её, в общем-то тусклой поверхности появилась ярко сверкавшая ажурная конструкция. Её тонкие линии наливались ровным белым свечением, кое где расцвеченным одиночными огоньками — складывалось впечатление, что её обмотали праздничной гирляндой. Ещё оборот — и мы вылетели на край центральной дыры бублика.

Она уже была заполнена знакомой мне по презентации Семёнова желтизной. В отличии от виденной ещё вчера картинки, эта была живой — по её поверхности пробегали волны, кое где она разрывалась и тогда, сквозь неровные прорехи становились видны звёзды с другой стороны Марадуга.

Наверное, наш корабль попал на какую-то неровность или наскочил на одном из пеньков — пол под нами вздрогнул, и видимая поверхность чужого начала отдаляться.

— Ну, наконец-то! — помогая себе руками я забрался в кресло и пристегнулся. Краем глаза я заметил, что и Грей, и Клён так же забрались в свободные места.

Жёлтая мерцание, периодически оказывавшееся перед нами, начало набирать яркость, волнение её поверхности начало успокаиваться, да и прорех с каждым нашим оборотом обнаруживалось всё меньше и меньше.

По моим ощущениям мы должны были пересечь мембрану практически по диагонали, может только немного отклоняясь от её центра и, при этом мы удалялись от Большого!

— Что ж! — я хлопнул ладонью по подлокотнику: — В гостях хорошо, а дома…

Договорить я не успел — мы находились метрах в трёхстах от поверхности мембраны и очередной виток показал нам бублик как бы сбоку — по его внутреннему краю сверкали ярким белым светом ажурные плетения тех самых конструкций. Гирлянд огоньков я рассмотреть не успел — оборот корпуса увёл их из поля зрения, а когда они появились снова, то оказались соединёнными между собой тонкими и такими же белыми линиями, образовав вокруг жёлтой середины подобие обруча из света.

В следующий миг на меня навалилась какая-то ватная апатия. Голова начала кружиться и дальнейшее я воспринимл фрагментарно, кусками, вяло реагируя на всё происходящее.

Оборот.

Противоположные конструкции оказываются соединёнными напрямую, светлыми всполохами, расчерчивая уже полностью золотой центр Большого.

Оборот.

В центре пересечения линий возникает яркая точка, она начинает расти, захватывая собой почти треть образовавшегося круга.

Оборот.

Пересекающиеся линии гаснут, и мы видим только золотой диск, поверх которого, режущим зрение светом, горит белый шар. Из него вырываются вниз лучи, они упираются в мембрану, и та начинает расчерчиваться на квадраты, формирую ту самую сеть из презентации.

Оборот.

— Суки! Вот вам! — Клён ожесточённо тычет пальцами в сенсорный экран.

— Ты чего? — ответить мне он не успевает — срабатывает один из бортовых пулемётов, и светящаяся зелёным очередь перечёркивает пространство. Пули уходят в золотую поверхность, та проглатывает их, не обращая никакого внимание на его усилия. Последнее, что я успеваю заметить на этом витке — несколько зарядов врезаются в шар.

Оборот.

Пулемёт смолкает — наверное кончились заряды. Выплывший из-за края корпуса шар, больше не горит ровным белым светом — он пульсирует, разбрасывая в разные стороны тонкие лучи. Некоторые уходят в пустоту, другие упираются у корпус Большого, отчего его поверхность тает, исчезает, обнажая всё такое же пульсирующее разноцветье переплетающихся трубочек.

Оборот.

Шар разбухает, увеличивается в размерах, в попытке вернуть контроль над ним, с конструкций срываются толстые, совсем не похожие на те, что были чуть ранее, контрастно тёмные на золотом фоне, жгуты энергий. Они исчезают, поглощаются им, заставляя шар вибрировать со всё набирающей амплитуду частотой.

Оборот.

Прямо перед нами, заполняя собой всю переднюю полусферу, горит белая сена. Шипя от боли в глазах, я зажмуриваюсь, одновременно закрываясь ладонями от всепроникающего света. Рядом вскрикивает Клён и матерится неразборчивой скороговоркой Грей. Свечение пробивается сквозь все мои защиты и заливает собой всего меня. Одновременно с этим меня окатывает волна холода, её парализующее влияние неотвратимо прокатывается по телу, делая невозможным никакое движение. В следующий момент Анаконда сотрясается от столкновения. Корпус, и без того подраненный скачками по поверхности чужака, протестующе скрипит, но новый удар превращает этот скрип в визг разрываемых конструкций.

Что-то жёсткое обрушивается на мою голову и шлем не выдерживает удара, с громким треском он лопается под напором чужой силы, оставляя меня без защиты, а через миг, она обрушивается на меня. Перед и без того ослеплёнными глазами вспыхивает рой чёрных искр и всё гаснет. В последний момент я успеваю порадоваться нахлынувшей темноте — она обволакивает моё закоченевшее тело волнами тепла, и я блаженно растворяюсь в них, теряя соприкосновение с реальностью.