Книга Дикая охота - Роман Афанасьев

Кобылин рванул из кармана раскладной нож, с которым не расставался даже во сне, провел по лезвию окровавленной рукой и медленно двинулся к Ироду, стоявшему на месте и, казалось, совершенно спокойному. Он был точно таким, каким описал его Гриша — рослый широкоплечий мужчина, немного за сорок. Спокойное мягкое лицо, высокий лоб, русые волосы зачесаны на пробор. Огромные очки в черепаховой оправе, за ними — невозмутимые и неподвижные глаза. Бежевый плащ, совершенно новый, на нем ни единой складочки. Белая рубашка, черная полоска узкого галстука и рядом с ней — черное пятно от пули. Никаких следов крови — просто дырка, словно за рубашкой скрывалось не живое тело, а деревянный манекен.

Скользнув между машинами, Кобылин вышел к Ироду, что чуть попятился, давая охотнику возможность встать напротив. Алексей, не отрывая взгляда от пустых глаз Ирода, скрытых за толстыми стеклами очков, сделал крохотный шаг вперед, держа наготове нож. Он не знал, чего ожидать от этого чудовища, укравшего человеческий облик, но ничуть не боялся его. Больше того, спокойствие этого монстра ему даже немного нравилось. В этом было какое-то благородство, чувство внутреннего достоинства, сдержанная гордость — все, что должно быть у настоящего врага. Сделав еще один крохотный шаг вперед, Кобылин медленно опустил нож.

Не в силах оторвать взгляда от спокойного и мужественного лица Ирода, Кобылин вдруг почувствовал, как в тело вернулась боль. Болели разбитые колени и локти. Ушибленное бедро. Ломило где-то в ребрах с левой стороны, пульсировала болью прокушенная губа. Ныли выбитые и вывихнутые пальцы рук, а в затылок словно колотили молотком. Что он тут делает? Среди перепуганных людей, пытающихся уехать подальше от стрельбы, среди этой кучи-малы из машин, что рвутся вперед, не обращая внимания на царапины на бамперах и сорванные зеркала? Надо убираться отсюда, и поскорее, пока не нагрянули менты, спецслужбы, врачи и просто взбешенные водилы из помятых и простреленных авто. Надо уходить. Просто сесть за руль этой шикарной тачки, выжать газ и умчаться в сторону области. Залечь на дно, оккупировать какую-нибудь пустую дачу и отсидеться там, зализать раны. Все так.

Приняв такое решение, Кобылин кивнул. И тут же ему стало легче — боль отступила, скрылась в тумане, сменившись прохладным покоем. Стало так хорошо, так приятно, что захотелось петь. Алексей прыснул от смеха, вскинул руки к окровавленному рту и чуть не выколол себе глаз. Что это? Нож! Прочь! Он будет только мешать держать руль.

Алексей разжал пальцы, и железяка, звеня и подпрыгивая по асфальту, ускакала под машину. Стало еще легче, словно он выкинул огромный груз, тянувший к земле. Охотнику казалось, что еще минута — и он взлетит, как воздушный шарик, переполненный теплом и светом. Ему было так хорошо, как не было никогда в жизни — все печали ушли, все тревоги пропали, отступила боль.

Остались только голоса — злые, раздраженные, что царапали его голову изнутри. Их почему-то было два — тонкий, женский, и грубый, мужской. Кажется, там была еще парочка глухих голосов, но они только выли, даже не пытались шептать. Это было неприятное чувство — голову словно царапали изнутри. Алексей поспешил заглушить голоса, он оттолкнул их, запрятал поглубже, не пуская к себе, и торопливо сделал шаг вперед, пытаясь уйти из этого неприятного места.

Теперь нужно было просто обойти машину, пройти перед черным лакированным капотом, сесть за руль и тронуться с места. Это просто. Это легко. Это приятно. Вот только надо протиснуться мимо этого друга в бежевом плаще, что стоит на дороге. О, ну тут все просто — вот он посторонился, пропуская охотника, и, кажется, даже улыбнулся. Алексея обдало приятной теплой волной добра, исходящей от этого милого человека. Он заулыбался в ответ, чувствуя, как у него кружится голова. Это так приятно, словно только что выпил маленькую рюмочку текилы, что должна стать началом настоящего праздника жизни. Да, он точно пьяный — и голова кружится, и внутри все так воздушно и приятно… Но пить нельзя. Нельзя. Никогда. Нельзя! Это мешает охоте. Какой охоте? Охота давно кончилась…

Кобылин, глядя в строгие глаза человека в очках, что стоял прямо напротив него, широко улыбнулся, переполненный счастьем и добром.

— Охота не кончается никогда, — счастливо поведал он и громко рассмеялся.

Он еще смеялся, когда преграда внутри его головы лопнула, разлетевшись клочьями под натиском грубого мужского голоса. Темный зверь с пылающими алым огнем глазами, серийный убийца с окровавленной бритвой в руках ворвался в сознание Кобылина под пронзительный женский крик. Багровая пелена закрыла глаза Алексея, когда его темная сторона рванулась вверх, вытесняя из головы благостную муть. Глаза охотника полыхнули алым, руки вскинулись сами по себе, и он прыгнул на человека в бежевом плаще, что не был человеком. Рыча, как оборотень, Кобылин обхватил плечи жертвы и впился окровавленным ртом в шею этого существа, чуть ниже уха.

Он не слышал воя, не чувствовал ударов, сыпавшихся на него — швырнул жертву на асфальт и навалился сверху, остервенело терзая упавшее тело. Охотник кусал его, драл в клочья, бил, тряс, как куклу, — до тех пор, пока багровая пелена не опустилась ниже, затмевая его разум, и не закрыла собой весь окружающий мир.

ЭПИЛОГ

Над пустыми столами бара плавали сизые клочья сигаретного дыма, почти неразличимые в подвальной полутьме. Свет галогенной лампы, висевшей над прилавком, за которым высилась массивная фигура продавщицы, освещал только самый центр забегаловки. Он выхватывал из темноты грубые, сколоченные из досок столы, все еще пустовавшие, оставляя в темноте места для привередливых клиентов, что располагались вдоль стен. Эти столы были отделены друг от друга деревянными перегородками, невысокими, такими, чтобы сидевшие не видели друг друга, но не особенно мешавшими общению. Именно за ними, в этих приватных уголках, и начинали собираться первые клиенты.

Пара компаний тихо шепталась в своих уголках, еще несколько пар мрачно потягивали пиво из приземистых широких кружек, трое одиночек, застолбившие теплые местечки, явно дожидались своих товарищей, уныло изучая три строчки меню, напечатанные огромными буквами на серых бумажных листах. Из старенького музыкального центра, приютившегося на углу холодильного ларя справа от продавщицы, хрипло шептало радио, выдавая мелодии двадцатилетней давности.

Звук не мешал разговорам знакомых, но и не давал посторонним прислушаться к чужим беседам. Лишь одна парочка, за средним столом, окруженном перегородками, разговаривала вполголоса, совершенно свободно, но и их было плохо слышно.

— Чепуха все это, — вполголоса бросил молодой парень в черной блестящей куртке, строго глядя на своего собеседника.

Тот, высокий и широкоплечий, недавно разменявший четвертый десяток, помотал головой.

— А я тебе говорю, это был Кобылин, — яростно зашептал он, тряся головой так, что его чуть поредевшие светлые кудри затряслись от возмущения. — Колян, ты что? Видел эту запись с регистратора на Ютубе? Как он перелетел машины… Летит — и крылья за спиной!

— Брось, — со скукой в голосе отмахнулся тощий паренек и поправил узкие очки в строгой черной оправе, — какие крылья. Это просто куртка. И не летел он, а просто перепрыгнул одну машину. Любой паркурщик так прыгнет.