Книга Признание - Джон Гришэм

Весь аппарат лихорадочно приступил к подготовке, отменяя уже запланированные мероприятия и согласовывая детали визита с военными. Рано утром в пятницу губернатор, Уэйн и Барри собрались на совещание.

— Вчера вечером поймали Бойетта, — сообщил Уэйн, глядя на экран ноутбука. — Он захватил девушку возле торгового центра в Канзасе. Изнасилования не было. Сейчас он под стражей.

— Так он оказался в Канзасе? — переспросил губернатор.

— Ну да! Умный парень, ничего не скажешь.

— В стране пятьдесят штатов, а он выбрал Канзас! — покачал головой губернатор. — Настоящий придурок! Какие новости из Слоуна?

— Национальная гвардия покинула город, — ответил Барри. — Окружной прокурор вчера подал в отставку. Все тела захоронены. На улицах спокойно, никаких пожаров. Вчера благополучно возобновились занятия в школе, никаких волнений, футбольная команда выезжает на игру с командой из Лафкина.

Губернатор взял бумаги с отчетами, а Барри отправился в странствие по Интернету. У всех троих болела голова, все чувствовали себя разбитыми. От огромного количества выпитого кофе уже подташнивало, у всех были обкусаны ногти, и никто из них раньше даже не мог предположить, что поездка в Ирак может так обрадовать.

— Через двенадцать дней, джентльмены, должна состояться очередная казнь, — сказал губернатор. — Что будем делать?

— Этот вопрос уже проработан, — с гордостью доложил Уэйн. — Я пригласил вместе выпить руководителя секретариата апелляционного суда. Там склоняются к тому, чтобы отложить ее на некоторое время. Я заверил, что нас это тоже вполне устраивает. Адвокату Дрифти Таккера посоветуют подать ходатайство под любым, пусть даже надуманным предлогом и зарегистрировать его желательно до семнадцати часов. Суд проявит к делу Таккера неожиданный интерес и выдаст предписание отложить казнь на неопределенный срок, не вдаваясь в объяснение причин. Потом о деле Таккера просто забудут, и, не исключено, он переживет всех нас.

— Мне это нравится, — одобрил губернатор, улыбаясь. — А когда следующая казнь?

— В июле, то есть через восемь месяцев.

— Через восемь месяцев? Замечательно!

— Да. Нам повезло.

Губернатор посмотрел на Барри и поинтересовался:

— Что нового сегодня утром?

— У нас или в стране?

— И там, и там.

— У нас, конечно, разбившиеся в Ираке вертолеты, но и дело Драмма по-прежнему не сходит с первых полос. Вчера похоронили девушку, и об этом написали в дюжине газет как о главной новости. В редакционных статьях требуют введения моратория на казнь. Противники этой меры наказания совсем обезумели. В воскресенье здесь устраивают митинг, на котором ожидается двадцать пять тысяч человек.

— Где именно?

— Через дорогу напротив Капитолия. Будет настоящий цирк!

— А мы в это время окажемся в чудесной Фаллудже, — заметил губернатор.

— Не могу дождаться, — поддержал его Уэйн.

— А в целом в стране, — продолжал Барри, — все без особых перемен. Много шумят левые и поменьше — правые. Губернаторы Огайо и Пенсильвании открыто говорят о введении моратория на время всестороннего изучения вопроса о смертной казни.

— Это понятно, — пробормотал губернатор.

— Сторонники отмены никак не могут успокоиться, хотя и не говорят ничего нового. К поднятому ими шуму уже все привыкли, вопрос теряет остроту.

— А что насчет рейтингов?

Барри поднялся и потянулся.

— Утром я разговаривал с Уилсоном. Из-за этого дела мы потеряли десять пунктов, но шестьдесят один процент зарегистрированных избирателей Техаса по-прежнему за смертную казнь. Похоже, я выиграл, ребята, и вам придется раскошелиться. Что до моратория, то здесь цифры просто удивительные. Шестьдесят один процент поддерживают смертную казнь, но почти пятьдесят процентов выступают за отсрочку в приведении приговора в исполнение.

— Это временное явление, — заявил Уэйн. — Пусть волны немного улягутся. Подождем: когда грабители расправятся с какой-нибудь мирной семьей, о Драмме больше никто и не вспомнит. Тогда все забудут о моратории и вспомнят, почему выступали за смертный приговор.

Губернатор поднялся и подошел к любимому окну. На улице демонстранты размахивали транспарантами и плакатами. Казалось, они стояли повсюду — возле резиденции губернатора, на лужайках вокруг Капитолия, а у здания апелляционного суда на растяжке было крупно написано: «Мы работаем до 17.00. Идите к черту!». В протесте объединились люди разных национальностей и социальных групп — от постаревших хиппи до «Студентов против смертной казни». Губернатор ненавидел их всех — они не относились к его избирателям.

— Джентльмены, я принял решение, — торжественно произнес он. — Я не поддерживаю моратория и не созываю чрезвычайного заседания законодательного собрания для рассмотрения этого вопроса. Мы не станем превращать законодательное собрание в цирк и устраивать очередное шоу. У нас и так достаточно проблем.

— Надо проинформировать об этом СМИ.

— Подготовьте заявление, но пусть его озвучат после нашего отъезда в Ирак.

В пятницу после обеда Кит отправился в офис Элмо Лэйерда для короткой встречи. Дана занималась детьми и не могла составить ему компанию, правда, не очень и стремилась. Теперь, когда Бойетт оказался за решеткой, Кит уже не настаивал, чтобы она постоянно находилась у него на глазах, и ей хотелось немного побыть одной.

Нападение Бойетта и последовавший за ним арест широко обсуждались в прессе, и Киту опять досталось. Отец Лилли заявил, что «часть вины за нападение лежит на этом лютеранском священнике из Топеки», и его слова подлили масла в огонь критики в адрес Шредера.

Учитывая характер преступлений, совершенных Бойеттом, родные Лилли Рид были рады благополучному исходу, но возмущались тем, как этот закоренелый насильник мог оказаться на свободе и угрожать их дочери. По статьям некоторых газет можно было сделать вывод, что Кит вытащил Бойетта из тюрьмы, а затем помог ему скрыться в Техасе.

Элмо рассказал о своей беседе с окружным прокурором. Хотя в данный момент Кита не собирались подвергать судебному преследованию, ситуация по-прежнему оставалась неопределенной. Окончательных решений еще принято не было. Журналисты осаждали окружного прокурора звонками, и уже зазвучала критика.

— Что, по-вашему, будет дальше? — поинтересовался Шредер.

— Мы придерживаемся прежнего плана, Кит. Я держу связь с окружным прокурором, и если он решит выдвинуть обвинение, мы заключим сделку. Вы признаете себя виновным и приговариваетесь к штрафу, но никак не к тюремному заключению.

— Если я признаю себя виновным, то подвергнусь дисциплинарному взысканию со стороны Церкви.

— Что-то серьезное?

— Пока трудно сказать.

Они договорились встретиться снова через несколько дней. Пастор отправился в церковь Святого Марка и заперся у себя в кабинете. Он понятия не имел, о чем будет говорить на проповеди в воскресенье, но думать об этом он был не в состоянии. На столе лежала целая кипа извещений о поступивших телефонных звонках. Звонили в основном журналисты, но час назад с Китом хотел поговорить Монах, и пастор понимал, что должен перезвонить. Они проговорили всего несколько минут, но этого оказалось достаточно, чтобы Кит все понял: руководство очень обеспокоено шумихой, поднятой вокруг одного из священников, и возможным признанием им своей вины. Беседа завершилась договоренностью встретиться в Уичите в следующий вторник, чтобы все обсудить.