Книга Империя боли. Тайная история династии Саклеров - Патрик Радден Киф

только по приглашениям и приглашал журналистов, занимающихся вопросами гражданских прав и расовой справедливости, общественных активистов и такие группы, как Американский союз гражданских свобод. Мадлен была эффективным пропагандистом своей собственной работы, сдержанным, но внятным и очень уверенным в себе. Помогало то, что, когда она рекламировала свои фильмы и заявляла о себе как о человеке, глубоко задумавшемся о последствиях определенных видов системной дисфункции общества в жизни обычных людей, ее почти никогда не просили рассказать о своих собственных предположениях.

По меркам своей семьи Мадлен вела относительно скромную жизнь; она жила в Лос-Анджелесе, где заплатила 3 миллиона долларов наличными за дом в хипстерском анклаве Лос-Фелиз. Но факт оставался фактом: она была наследницей Оксиконтина. Ее отец, Джонатан, возможно, и был гениальным интеллектуалом, но он также был многолетним директором Purdue, одно время вице-президентом и чрезвычайно активным членом совета директоров, который руководил огромным успехом OxyContin и все еще преследовал руководителей компании, требуя прогнозов прибыли и обновлений продаж. Мадлен не подавала никаких признаков публичного разрыва со своей семьей или даже явного дискомфорта, когда речь заходила о наследии препарата, который сделал их всех такими богатыми. Среди ее социальных и профессиональных знакомых было известно, что она презирает любые разговоры о Purdue. Когда речь заходила о семейном бизнесе, она, как правило, презрительно отмахивалась от предположений о том, что она может быть воспринята как имеющая какое-либо отношение к компании, указывая, что сама она не играет никакой роли в бизнесе.

В Индиане, где Мадлен снимала свои фильмы о тюрьме, смертность от передозировки опиоидов неуклонно росла с 2010 года. Врачи штата выписывали рецепты на опиоиды с частотой, значительно превышающей среднюю по стране. В год, когда она снимала фильм, в округе Мэдисон, где находится тюрьма, на 100 жителей приходилось 116 рецептов на опиоиды, что является заоблачным показателем даже для штата. В той самой тюрьме, где Мадлен организовала съемки, ежегодно 1000 заключенных из 1800 человек проходили лечение от наркотической или алкогольной зависимости. Согласно статистике самой тюрьмы , почти 80 процентов заключенных имели в прошлом "проблемное употребление психоактивных веществ".

Афроамериканцы не испытали на себе всю тяжесть опиоидной эпидемии: врачи реже выписывали опиоидные обезболивающие чернокожим пациентам, либо потому, что не доверяли им в том, что они ответственно отнесутся к приему препаратов, либо потому, что меньше сочувствовали этим пациентам и стремились лечить их боль агрессивно. В результате уровень наркомании и смертности среди афроамериканцев был статистически низким. Казалось бы, это редкий случай, когда системный расизм, можно сказать, защитил общество. Но цветные люди непропорционально пострадали от войны с наркотиками. Руководители Purdue могли бы избежать тюремного заключения за свою роль в схеме, которая принесла миллиарды долларов семье Мадлен, но в 2016 году губернатор Индианы Майк Пенс подписал закон , восстанавливающий обязательный минимальный срок для любого уличного дилера, пойманного на продаже героина и имеющего судимость: десять лет. По всей стране 82 процента обвиняемых в торговле героином были чернокожими или латиноамериканцами.

Невозможно честно говорить о массовом лишении свободы, не говоря также о войне с наркотиками. И невозможно честно говорить о войне с наркотиками, не обращаясь к опиоидному кризису. Однако Мадлен Саклер каким-то образом удалось продеть нитку именно в эту риторическую иглу. Это было искусное выступление. В основном ей удавалось мудрено рассуждать о тяжелом положении американских заключенных, не требуя при этом объяснять, что ее собственная семья связана с одной из основных причин этого кризиса. Финансировались ли ее фильмы, в той или иной степени, деньгами от OxyContin? Этот вопрос почти никогда не поднимался, а когда поднимался, она туманно заявляла, что не тратила собственных денег на создание фильмов, но не предлагала никаких дальнейших подробностей. В течение лет, которые она потратила на разработку "О.Г.", до того как производство было профинансировано, у Джеффри Райта сложилось четкое впечатление, что она сама финансировала разработку.

Джонатан Саклер всегда скрупулезно следил за освещением проблемы OxyContin в прессе, просматривая вырезки из газет и ожесточаясь по поводу любых несправедливых, на его взгляд, характеристик. Внутри компании он выражал обеспокоенность тем, что кампании общественного здравоохранения по предотвращению опиоидной зависимости могут в итоге навредить продажам OxyContin. Вся семья была чувствительна к негативной прессе. Даже будучи пожилым человеком, Рэймонд все еще спрашивал, можно ли сделать что-нибудь, чтобы заставить Times "меньше внимания уделять Оксиконтину". Но Джонатан также был особенно заинтересован в том, чтобы, если журналисты будут говорить об опиоидной эпидемии и потенциально упоминать OxyContin и Purdue, они, по крайней мере, не упоминали о связи с семьей Саклер. Компания наняла множество специалистов по связям с общественностью, чтобы помочь в этой деликатной кампании, чтобы имя семьи фигурировало во всех позитивных историях о филантропии и кинопремьерах, но не попадало в негативные материалы, связанные с опиоидами, которые они продавали по рецепту. Эти усилия оказались на редкость успешными. Семья по большей части не упоминалась в негативных материалах о Purdue. Источник богатства Саклеров по-прежнему казался неясным и далеким, как будто состояние было приобретено давным-давно.

В тех редких случаях, когда Мадлен напрямую спрашивали о явном несоответствии между посылом социальной справедливости в ее фильмах и конкретным происхождением ее личного состояния, она отмахивалась. На сайте в щедрой характеристике Мадлен, опубликованной в журнале The New Yorker, Джеффри Райт отметил, что многие из тех, кто сидит в тюрьме Пендлтон, не имели особой личной заинтересованности в том, чтобы оказаться там, где они оказались. "Халатность, жестокое обращение, зависимость", - сказал он, - "у многих из этих парней не было ни единого шанса". Однако когда автор статьи Ник Паумгартен вслух высказал Мадлен мысль о том, что фильм может представлять собой некую форму искупления - тонкое признание грехов ее семьи и попытка искупить их с помощью искусства, - она поставила под сомнение предпосылку вопроса. Ей не в чем оправдываться, ответила она, заявив, что, когда речь заходит об опиоидном кризисе, она не чувствует ни моральной ответственности, ни даже личной связи. Ее семейное происхождение было просто отвлекающим фактором, настаивала она. Разве она, как режиссер, не имеет права на то, чтобы ее работу оценивали по ее собственным достоинствам? "Ей больно, - пишет Паумгартен , - думать, что восприятие ее проекта... может быть каким-то образом запятнано ее родословной".

Джеффри Райт узнал о семье Мадлен во время работы над проектом. В какой-то момент он спросил ее о ее происхождении, но она уклонилась, явно предпочитая не говорить об этом. Когда Райт посмотрел ее документальный фильм, его поразил момент, когда один из