Книга Нюрнбергский процесс глазами психолога - Густав Марк Гилберт

Камера Фриче. Фриче снова пребывал в отчаянии, заявив мне, что, скорее всего, до конца процесса не выдержит. Каждый новый день оборачивается для него новыми страданиями.

— Что с того, если с Функа сняли часть вины, состоявшей в том, что он знал о хранимом в Рейхсбанке золоте из концлагерей? Зато с Германии никто не снимал вины! Эта цепочка частичной ответственности, протянувшаяся через все правительственные структуры. Нет, больше я просто не в состоянии этого выносить.

Фриче упомянул о том, что ни у одного из обвиняемых не хватило мужества сказать всей правды и назвать суду главного виновника всего этого — Гитлера. Шахт попытался заявить нечто в этом роде, однако перегнул палку, и все перестали ему верить.

Мы коснулись темы расовой политики. Фриче считал, что теперь уже на века всем станет ясно, что расовые предрассудки равноценны замышляемому геноциду. И всякий, кто продолжает им следовать — есть духовный отец нарождающегося геноцида. Я напомнил ему о том, что большинству людей подобные умозаключения недоступны. Фриче никак не мог поверить в то, что до сих пор где-то еще могут существовать люди, способные хоть чуточку усомниться в справедливости его слов. На прощание он пообещал мне, что непременно вставит эту мысль в свою защитительную речь, если, конечно, выдержит до дня своей защиты.

16 мая. Показания Редера

Утреннее заседание.

Редер подтвердил, что Гитлер не желал состязаться с англичанами в том, что касалось создания военного флота, поэтому и заключил с ними в 1935 году договор о флоте, согласно которому тоннаж судов Германии и Англии должен бы составлять 3:1 в пользу Англии. Естественно, это было нарушением Версальского договора, причем обеими сторонами. Редер не отрицал, что Гитлер нарушил даже этот договор, превысив тоннаж своего военного флота.

Редер попытался оспорить агрессивные последствия, которые возымела речь Гитлера, на которую ссылался Хосбах, признав, что, поскольку присутствовал во время ее произнесения, помнит и все высказывания Гитлера.

17 мая. Дело «Атении»

Утреннее заседание.

Редер охарактеризовал планы оккупации Польши и Чехословакии, как чисто превентивные меры. Затем он признал факт «непреднамеренного» потопления судна «Атения», как и наличие составленного по указке Гитлера официального опровержения, хотя Гитлер был оповещен о потоплении. Редер заявил, что его возмутила опубликованная в «Фёлькишер беобахтер» статья, в которой Черчилль обвинялся в том, что из пропагандистских соображений потопил собственное судно. Редер заявил, что Фриче сообщил ему, что Гитлер приказал написать и опубликовать эту статью, из чего Редер мог понять, что речь идет о факте сознательной фальсификации правды Гитлером.

Обеденный перерыв. Когда обвиняемые поднимались в столовую, Геринг успел кое-что шепнуть Фриче. В свой отсек для приема пищи Фриче вошел взбешенным.

— Вы не слышали, что мне заявил Геринг? Вот что: «Как вы можете говорить Редеру подобные вещи о фюрере?» Да не будь вас поблизости, я бы ему сказал, кто он есть. Я бы ему сказал, что да, Гитлер на самом деле лгал в этом вопросе! И могу заявить об этом под присягой! Я месяц радио не включал, я слышать не мог этих пропагандистских бредней но делу «Атении». Ведь и меня оклеветали!

Обвиняемые оживились, когда стало известно о новых попытках Геринга затушевать вину фюрера и заодно свою, поскольку в противном случае он — соучастник., не вызывало сомнений, что Геринг скорее готов был пойти на запугивание Редера и Фриче, нежели допустить, что кто-то во всеуслышание заявит об очередном «подвиге» Гитлера, которому Геринг продолжал хранить верность. Шпеер и Фриче решили вытащить на свет божий эту попытку склонить их к обману — немецкий народ обязан знать правду.

Послеобеденное заседание.

Редер продолжил свое выступление, охарактеризовав оккупацию Норвегии, как чисто превентивную меру — дать надлежащий урок англичанам. По словам Редера, Гитлер сумел внушить ему, что не вынашивает никаких агрессивных планов. Гитлер нарушил Версальский договор, приведя в качестве причин, побудивших его к этому, искаженные до неузнаваемости факты и пойдя на неприкрытый обман.

В конце допроса Редера Шахт выразил свое мнение так:

— Агрессивных войн не одобрял и был введен в заблуждение Гитлером. Однако агрессивные войны планировал и развязывал. Но попробуйте назовите его милитаристом!

18 мая. Отношение Редера к Гитлеру

Утреннее заседание.

Редер заявил для протокола, что вместе с Гитлером подталкивал Японию напасть на Сингапур, чтобы предотвратить вступление в войну США. Что же касается бомбардировки Пёрл-Харбора, то она оказалась для всех полной неожиданностью. Завершил Редер свои показания заявлением о том, что ему приходилось весьма нелегко работать с Гитлером; в конце концов, единственным выходом из создавшегося положения мог стать его уход в отставку.

Редер дал понять, что хотя ему время от времени и удавалось настоять на своем, Гитлера он считал и считает человеком неразумным, с которым было просто невозможно работать.

(Сидевший на скамье подсудимых Дёниц, оставался безучастным. Затем вдруг выкрикнул одно-единственное слово: «Трус!»)

Тюрьма. Вечер

Камера Дёница. Я поинтересовался у Дёница, что он желал сказать своей репликой.

— Как я уже говорил вам, я терпеть не могу, когда люди превращаются во флюгер. Почему, черт побери, нельзя оставаться честным? Я прекрасно помню, как Редер рассуждал, когда был на флоте большим начальником, а я всего лишь подчиненным. Он тогда рассуждал по-другому, должен признаться. И мне просто невыносимо слышать, как они все теперь горазды убеждать всех, что, мол, всегда были против Гитлера. И у Шахта та же болезнь. Спору нет, сегодня нам известно куда больше, но нельзя же отрицать, что тогда мы все были за него. Вы понимаете меня? Вот поэтому у меня нет охоты нападать на Гитлера.

Камера Франка. Франк придерживался мнения, что процесс затягивается, что его высокая миссия постепенно оттесняется на задний план показаниями свидетелей.

— Конечно, все это придает мужества некоторым, кто пытается уберечь свою шею от петли, и чем дольше будет этот процесс, тем для них лучше.

Тем самым Франк давал мне понять, что и его «высокая миссия» позабыта всеми, и что он с мрачным злорадством взирает на царящую в мире неразбериху. Поэтому и затянул старую песню о русской угрозе, втихомолку торжествуя, что Америке приходится заниматься проблемами Европы.

Так наша беседа коснулась темы перемещенных лиц из числа поляков.

— Своих поляков я уж знаю. Закоренелые лентяи! Ха-ха-ха! (Смех Франк все более уподоблялся истерическому.) Четыреста тысяч их живут в Германии за счет ООН. В Польшу их не заманить. Да что им там делать? Они обеспечены питанием, работать их не заставляют. Твердят о том, что, мол, проклятые нацисты изгнали их со своей родины. А кто им мешает сейчас туда вернуться? А зачем? Жить за счет американской благотворительности куда проще! Америка богатая! Почему бы не воспользоваться этим? Ха-ха-ха! Вам еще всю Европу предстоит содержать! Ха-ха-ха! Влезли вы по самые уши! Х а-ха-ха! Ха-ха-ха!