Книга Звёздные Войны. Republic Commando. Тройной ноль - Карен Трэвисс

Ничего хуже она сказать не могла. Спустя столько времени надо было лучше понимать мандалорцев. В их культуре не было ничего важнее связи между отцом и сыном. Всякая теплота, какую Скирата проявлял в ее отношении, испарилась, и это стало ударом: Этейн тоже начала любить его как отца.

А хороший отец мандо ставил сына превыше всего.

— Тогда скажи: раз уж ты запланировала обеспечить моему мальчику будущее, то кем, согласно этому твоему грандиозному плану, должен стать его сын? Джедаем?!

— Нет. Обычным человеком. Человеком с нормальной жизнью.

— Нет, ад'ика. — Скирата сунул руки в карманы. Его грудь вздымалась и опускалась от сдерживаемой ярости. В Силе вокруг него образовался маленький черный вихрь. — Нет, сын Дармана должен стать мандалорцем, или у него вообще не будет сына. Неужели ты не понимаешь? Если ребенок не знает своей культуры и того, что делает его мандалорцем, он… у него нет души. Вот поэтому я учил их всех, всех моих мальчиков — учил, что значит быть мандо. Без этого они все равно что мертвы.

— Я понимаю, как это важно.

— Нет, я не думаю, что ты понимаешь. Мы кочевники. У нас нет своей страны. Все, что держит нас вместе, — это наша сущность, наш образ жизни, и без этого мы… дар'манда. Я не знаю, как это объяснить… ни души, ни загробной жизни, ни идентичности. По сути, ходячие мертвецы.

«Дар'манда». Этейн повторила про себя это слово.

— Так вот что означает его имя, да?

— Да.

Она начала понимать, почему и Скирата, и Вау так старались рассказать своим подопечным об их наследии. Они не просто прививали клонам культурную идентичность: они в буквальном смысле спасали их жизни и даже души.

— Он будет адептом Силы. И поэтому станет…

— Ты с ума сошла? Ты хоть понимаешь, какую ценность он будет иметь для таких существ, как каминоанцы? Ты представляешь, сколько будет стоить его генетический материал? Он в опасности, ди'кут!

Этейн даже не приходило в голову, что уникальные гены ее сына могут иметь ценность в денежном эквиваленте. Она ужаснулась. Словно из ниоткуда, вокруг нее возникали все новые и новые опасности.

— Но как же Дарман будет его воспитывать?

— Ты такими вопросами не задавалась, когда затеяла все это? А ты точно его любишь?

— Да! Да, ты же знаешь, что люблю! Кэл, если я не рожу этого ребенка, а он умрет…

— Не если, а когда он умрет. Его спроектировали для ранней смерти. Я переживу его. Тебе тоже отмерена долгая жизнь.

— Ты же сам говоришь: всего одно поколение. В конечном итоге после клонов не останется ничего, никаких следов того, что они жили, воевали и умирали. Они все заслуживают лучшей доли.

— Но опять-таки, у Дармана нет никакого выбора, — сказал Кэл. — Нет выбора, сражаться или нет. И нет выбора, становиться ли отцом.

Он замолчал, отошел на другую сторону и облокотился о перила — как и тем вечером, когда он терзался угрызениями совести, считал себя чудовищем, превращавшим малышей в солдат и посылавшим их воевать за аруэтиисе.

Этейн ждала. Спорить было бессмысленно. Скирата был прав: она не оставила Дарману выбора, поведя себя как типичный джедай-генерал.

— Кэл, — сказала она.

Он не обернулся.

Этейн осторожно положила руку ему на плечо и почувствовала, как он напрягся.

— Кэл, что я должна сделать, чтобы исправить положение? Разве ты не хочешь, чтобы хотя бы один из них что-то оставил после себя? Кого-то, кто будет о нем помнить?

— Помнить можно лишь то, что знаешь.

— Я буду беречь ребенка…

— Ты уже придумала для него имя, не так ли? Я же знаю. Ты знаешь, что будет мальчик, и поэтому придумала имя. Матери так делают.

— Да. Я…

— Тогда я не желаю его слышать. Если хочешь, чтобы я помог, то у меня есть условия.

Этейн знала, что так будет. Следовало догадаться. Скирата относился к отцовству с маниакальной серьезностью. Он был суровый человек, наемник, чьи инстинкты с самого детства были заточены на борьбу и выживание.

— Мне нужна твоя помощь, Кэл'буир.

— Не называй меня так.

— Прости.

— Хочешь, чтобы я помог? Вот мои условия. Дарман узнает о ребенке, когда это будет безопасно для него самого, а не когда тебе заблагорассудится. И если это случится уже после рождения, тогда я дам ребенку имя, подобающее мандо'аду. Сыновей называют родители, и если у Дара будет возможность это сделать, то я позабочусь о том, чтобы он это сделал.

— То есть у меня никакого выбора не будет.

— Если хочешь, можешь убежать и скрыться на любой из тысячи планет.

— Но ты меня все равно разыщешь.

— О да. Я умею находить беглецов. Это моя работа.

— И ты сообщишь Ордену джедаев. Ты меня ненавидишь.

— Нет, вообще-то, ты мне нравишься, ад'ика. Я просто презираю джедаев. Вы, адепты Силы, никогда не ставите под сомнение свое право переделывать Галактику по своему вкусу. А простые жители даже не догадываются, что у них тоже есть такая возможность.

— Я думаю… я думаю, что будет очень правильно, если сын Дармана будет знать о своем наследии.

— Это еще не все. Если Дарман не сможет воспитать его как мандо, то это сделаю я. У меня в этом деле большой опыт. Очень большой.

Этейн чувствовала себя беспомощной. Единственной альтернативой было пуститься в бега — но она знала, что это будет несправедливо по отношению ко всем, меньше всего — к самому малышу. Тем самым она бы подтвердила самой себе, что все это время хотела только ребенка, чтобы его любить и быть любимой в ответ. Безотносительно того, откуда этот ребенок взялся.

«Это нужно сделать ради Дармана». Ее сын и правда не мог вырасти обыкновенным человеком. А как воспитывать мандо, Этейн не знала. Зато знал Скирата. Если отказаться… Этейн знала, на что он готов пойти, чтобы добиться своего.

— Как ты справишься с дитем, чувствующим Силу? — спросила она.

— Точно так же, как я воспитал шестерых мальчуганов, которых еще с детства заставляли тренироваться с настоящими боеприпасами и настолько травмировали им психику, что у них не было шансов вырасти нормальными людьми. Посредством огромной любви и терпения.

— Ты даже хочешь этого, не так ли?

— Да, хочу. Больше всего на свете. Это абсолютный долг мандо'ада.

Так вот какова была цена.

— Я могу скрыть беременность…

— Нет, ты проведешь несколько месяцев в тишине и покое на Киилуре, под присмотром кого-нибудь из сородичей Джинарт. Я это устрою, даже не сомневайся. После этого ты вернешься с ребенком, и я буду воспитывать его здесь. Как внука. При моей семейной истории никто даже внимания не обратит.