Книга Честь Афродиты - Владислав Вишневский

— А потому что надоело крышевание и работа на дядю. Стыдно это. Понимаешь? Вся страна на сволочей и подлецов работает.

— Мой папа и дядя не подлец, не подлецы… — поправился Матвей, губы его при этом обидчиво надулись.

— Это как посмотреть. Если в Кремле и в Администрации работают, это не значит, что хорошие. Там все меняются.

— Борис Фатеевич, а вы откуда знаете? — Протянул Матвей, хитро сощурившись. — Вы же там не работали.

— Опыт, друг мой, опыт.

— Сын ошибок?

— Да, именно. А если серьёзно, мне бы хотелось свежей струи в управлении, Матвей, понимаешь, и ситуация сейчас к тому.

— Кризис?

— Да. Многие конкуренты сейчас сразу обанкротятся, и мы можем, если не начнём работать не на вал, а просчитывая и на качество. Мы же россияне с тобой, Матвей, нет? — Матвей определённо кивнул головой, а кто же, естественно. — Россиянами и будем. — Заключил Волков. — Туфту нам гнать нельзя. Хватит. Напортачили тут. Вместо масла высшего качества — маргарин, Стыдно. Я не такого дела хотел. С другого начинал. На людей нужно работать, Матвей, на них. На простых, нормальных. Они не виноваты, что постоянно впросак с нашими правителями попадают. Из одного политического кризиса, в дефолт, из дефолта в другой. Ещё и мы тут! А там, в Кремле и на Старой площади всё нормально, им кризисный барьер преодолеть, как нам с тобой два пальца… — Волков на секунду запнулся, нашёл подходящее сравнение, — эти вот стулья перед столом местами поменять. Раз плюнуть. Да они сами такие ситуации создают. Специально! По другому они работать не умеют. Им негде учиться, да и не у кого. С народа последнее снимают… Для этого большого ума не надо, Матвей, да и проще. Для этого у них целые институты на подхвате. И карманная партия. Знают, в каждом кризисе есть свой навар, и свои разводящие. Так нет?

— Не знаю, наверное.

— Так, так! К этому есть мудрое выражение, может быть слышал: для кого война, а для кого…

— Мать родная… — обрадовано дополнил Матвей. — У нас папа иной раз так говорит про этих… — Матвей неожиданно стушевался, этих не обозначил, но закончил с вызовом. — Он хороший, да!

— Я не спорю, может быть. И я же про то. А у тебя есть деловая хватка, Матвей. Ты человек другого времени, другой эпохи, у тебя взгляд другой… Если не будешь за папеньку своего прятаться или дядю, конечно. Пусть для них это будет секретом. Нашим секретом. А когда фирму поднимешь, тогда и… Утрёшь им нос… Я думаю, они рады будут тебе. Как думаешь, сможешь?

— Тайну сохранить?

— Да.

— Запросто. Я тайны люблю. Это вообще в кайф.

— Кстати, тебе кое-что в лексиконе поменять придётся.

— И в прикиде тоже, в смысле в одежде?

— В одежде нет, а вот в производство окунуться, в работу, в учёбу…

— Так я же этого и хочу.

— Не боишься?

— Я? Ничуть. Мы — Майские-Гладышевы…

— Ладно-ладно, — с улыбкой, рукой остановил Волков Матвея, — я понял. С чего начнёшь?

— C производства в начале. Потом рынок. Кадры.

— Молодец. Нормальный расклад.

— Это понятно! — Хвастливо вскинул голову Матвей. — А вы что тогда делать будете, Борис Фатеевич? — Спросил он. — В попечительский Совет фирмы войдёте, в наблюдательный?

— А я… Нет-нет, не беспокойся, я тебе мешать не буду. Только через Интернет если иной раз буду заглядывать, не возражаешь?

— Да я вам целую страницу с отчётами буду выдавать, смотрите, анализируйте. Ну правда, что вы будете делать, уедете?

— Да, Матвей, за границу хочу слетать. Ненадолго. Одного человечка нужно проведать…

— А, я понял! К Никитину хотите съездит, к Игорю Ильичу?

— Да, за деньгами. Он кое что украл у нас. Перевёл на ту сторону и сбежал.

— А где он?

— Найдём. Земной шарик маленький.

— Точно, у меня и папа так всё время говорит: «Здесь стукнешь кулаком, на той стороне вздрагивают», — И под укоризненным взглядом Волкова поправился. — Это я образно. Он, так говорит, в смысле.

— Матвей, — укоризненно качая головой, вздохнул Волков, — так всё запущено.

— Где?

— В кремле у тебя, — серьёзно отшутился Волков, постучав себя по голове. — Чистить там надо.

— Конюшни? — Матвей вскинул глаза, легко пожал плечами. — Почистим.

— Хорошо бы о народе там стали думать. Эх!

— Я понял, короче, — оборвал Матвей, — вы не переживайте, Борис Фатеевич, с этим разберёмся. У меня предложение: может быть финансовую разведку к вам подключить, Интерпол?

— Нет, Матвей, я уж как-нибудь сам. Уговорю может быть Григория Михайловича с Волькой мы и…

— Так они, менты что ли, сыщики? — удивился Матвей.

— Частные, Матвей, частные. Надеюсь, согласятся.

— Ааа, — протянул Майский-Гладышев, — То-то я смотрю Волька мне так понравился. Хороший парень. Согласятся.

— И друг хороший. Надёжный.

— Жаль, мы с ним не сдружились ещё. Сильный парень. Бегает здорово. Так меня легко через стенку перекинул и свалился на меня потом, чуть не расплющил.

— Хмм, да! — Усмехнулся Волков. — Ничего, подружитесь ещё, какие ваши годы. Время будет. Ну что, собираем народ представлять тебя?

— Конечно, как положено!

— Ну и лады. Так и поступим. Верочка…

Рисковал Волков, оставляя вместо себя молодого начальника? Наверное. Но у него, пожалуй, и выхода-то другого не было. Пытаться вновь для кого-то стать денежным «донором», либо сдать фирму жадному дяде… Как готовился сделать Никитин, бывший вице-президент компании, — чёрта сдва. Да и устал уже каждый раз надрываться… Вновь и вновь пытаться поднимать фирму с живота, да с колен… Для кого? Для народа? Народ безмолвствует. Для чиновников? Нет, он им не товарищ. Да и не ронял он экономику… Если только Никитин, в отсутствие Волкова… Это возможно. Никитин мог. На туфту производство перевёл, имя Бориса Фатеевича уронил, и деньги «откачал». С этими следовало разобраться, хотя бы из принципа, поправить существо дела. А тут Матвей подвернулся. Сам собой. Вовремя. Матвей Волкову понравился. Понравился тем, что был как чистый лист бумаги ещё, хотя и — странно! — с Рублёвки парень или с Барвихи. Яблоко от яблони, но сорт другой. И это хорошо. Потому что знаково! В нём были чистота и бесхитростное нахальство, задатки руководителя и уверенность в своих взглядах, в своих действиях, решительность, молодой задор, юмор, некий пофигизм и силы, и не испорченность. Не испорченность, что главное! Парень двумя ногами от развилки ещё шёл, по двум дорогам, ещё немного и… свернул бы куда не надо, как остальные его сотоварищи. Борис Фатеевич это вовремя увидел, понял, угадал. Решил, если правильно и вовремя распорядиться такой смесью задатков, как у Матвея, можно хорошие дела с ним делать, умные. За которые не стыдно. Парень не испорчен леностью, упакованностью и бездельем, хотя и — золотая молодёжь, говорят…