Книга Фараон - Карин Эссекс

Теперь случалось, что Антоний разговаривал с ней очень резко. Тревога, естественным образом сопровождающая неудачи, изгнала утонченность из их отношений.

— В таком случае тебе следовало оставить меня и воевать одному.

— Не думай, что мы не обсуждали этот вариант, — огрызнулся он. — Но это непрактично. У тебя деньги и флот.

— Хвала богам, что я все еще чего-то стою!

Должно быть, Антоний заметил промелькнувшую на лице Клеопатры боль, потому что тон его смягчился.

— Клеопатра, мы же оба знаем, что эти люди не захотят нападать на Италию — во всяком случае, легионы, состоящие из римлян. А без римских легионов у нас не будет полноценной армии.

— Тогда, похоже, мы оказались в безвыходном положении. Ты не можешь выиграть войну со мной и не можешь выиграть ее без меня, — с горечью произнесла Клеопатра, понимая, что говорит чистую правду.

— Это не совсем так. Есть и другие факторы. Ты же видишь, какими сделались наши люди после прибытия армии Октавиана. Они слишком многое перебирают в мыслях. Битвы. Мои упущения. Поражения. Преимуществом это никак не назовешь. При успехе о таком не размышляют. Но они несколько месяцев сидели в лагерях и думали, думали — о приближающихся сражениях и о братьях, родичах и друзьях, которых неизбежно увидят среди противников. Такие мысли ослабляют человека и подрывают боевой дух.

— Мы просидели здесь всю зиму и смотрели, как их воля к борьбе убывает вместе с запасами еды, — мрачно произнесла Клеопатра. — Ты не слышал, как вчера вечером Деллий за ужином жаловался на скверное вино? «Почему мы должны хлебать эту кислятину, когда у Октавиана даже мальчишкам-слугам достаются лучшие вина Италии?» Он станет первым в истории римлянином, сменившим подданство из-за качества вина.

Они сидели в своих покоях, Антоний на своей стороне комнаты, а Клеопатра — на своей, как будто между ними тоже шла война. Клеопатра понимала, что им необходимо снова обрести единство, прежде чем они столкнутся с врагом.

— Но он будет не первым, сменившим сторону, не так ли?

Ничто не производило на Антония такого угнетающего впечатления, как недостаток верности. Он жил ради восхищения своих людей и, когда лишился его, сделался похожим на удрученного мальчишку, которого товарищи по играм изгнали из своего круга. Именно это подрывало дух Антония сильнее всего. И именно над этим Клеопатра не имела ни малейшей власти.

— Муж мой, ты все еще страдаешь из-за измены этого толстого грека-деревенщины?

Антоний отправил Деллия в Македонию набрать там еще войска. Полководец послал Деллия вместе с Аминтой, которого не так давно возвысил, даровав ему обширные сельскохозяйственные угодья в Понте. Официально считалось, что они должны отвлечь на себя армию Октавиана, чтобы Гай Сосий смог прорвать устроенную Агриппой блокаду и вывести флот Антония из Амбракийского залива. Под командованием Аминты находилось две тысячи всадников; но вскоре их задание оказалось провалено. Вернувшись к Антонию, Деллий рассказал, как Аминта вместо того, чтобы двигаться в Македонию, свернул в лагерь Октавиана. Когда Деллий смотрел на это, не веря своим глазам, Аминта выкрикнул: «Идем к победителям, Деллий!»

— Я думал, мою щедрость будут помнить дольше, — сказал Антоний.

— Значит, нам следует сделать выводы на будущее и не одарять так щедро людей низких, — отозвалась Клеопатра. — А теперь нужно выбросить Аминту из головы и встряхнуться. Какие бы действия мы ни предприняли, пусть даже ошибочные, это все равно лучше, чем сидеть запертыми в этой дыре и смотреть, как наши люди умирают от малярии. Даже офицеры начинают уже болеть. Давно ты видал Агенобарба? Он целыми днями не высовывается из своей палатки, но я видела, как он тайком тащился в уборную. Он сделался зеленым, словно море, и исхудал, как тень.

— А мне казалось, он тебе не нравится, — сказал Антоний. — Может, и мне стоит заболеть? Тогда ты снова проникнешься ко мне теплыми чувствами.

У Клеопатры лопнуло терпение.

— Почему ты так настроен против меня, твоего друга, твоего союзника, твоей жены? Почему бы тебе не обратить свою враждебность против своих врагов? Тогда от нее было бы куда больше пользы!

Антоний закаменел. Клеопатра терпеть не могла, когда поток его чувств словно бы сковывал лед. Лишь в эти мгновения она боялась его. В этом Антоний был очень схож с ее отцом, которого никто не боялся, когда он кричал и размахивал руками. Авлет принимал самые жесткие решения, когда сохранял полное спокойствие. Клеопатре показалось, что Антоний вот-вот накинется на нее, как набросился тогда на Герминия. Но Антоний не шелохнулся. Клеопатра знала, что нанесла оскорбление его мужскому самолюбию. Ей хотелось бы взять свои слова обратно. Сама того не желая, Клеопатра обвинила Антония в том, что он нападает на женщину, потому что не способен напасть на мужчину. Она поплатится за это. Либо он лишит ее своей привязанности, либо ей придется возместить ущерб, нанесенный неосторожной фразой. Клеопатра решила воздержаться от извинений, а вместо этого воззвать к его мудрости.

— Антоний, что нам делать?

Это был простой и искренний вопрос. Клеопатра вдруг поняла, что не привыкла задавать вопросы другим, не придя предварительно своими силами к приемлемому ответу.

— Соберем военный совет. И попросим высказаться всех. Я хочу выслушать каждого. Незачем рисковать новыми изменами. А затем уже решим, что нам делать.

Клеопатре это не понравилось. Она полагала, что они с Антонием всегда должны выступать единым фронтом. Если они не будут демонстрировать свое нерушимое единство, ее позиция значительно ослабнет. Однако по выражению его лица и по холоду, которое словно бы излучало его обычно такое теплое тело, Клеопатра понимала: Антоний не передумает.

Клеопатра слушала доклады офицеров, сидя в шатре совета, и каждый доклад о трудностях и поражениях словно отхватывал кусок от ее плоти. Но это не имело значения. Клеопатра выдержит любое количество плохих новостей и сумеет восстановить силы. А вот в своем муже она не была так уверена, хотя и он выслушивал доклады спокойно и невозмутимо.

— Легион, размещенный на Крите, перешел на сторону врага.

На это Антоний ничего не сказал.

— Есть какие-нибудь известия из Киренаики? — спросил он. — Или легионы, стоящие там, последовали примеру своих соседей и тоже переметнулись к Октавиану?

— Они остаются верны благодаря командованию Луция Скарпа, — отозвался Канидий.

Антоний обвел шатер взглядом.

— А где Агенобарб? Ему настолько плохо, что он не в состоянии присутствовать на совете?

Канидий и Сосий едва заметно переглянулись. Эти взгляды не ускользнули от внимания Клеопатры. Сосий наконец произнес:

— Сегодня утром Агенобарб украл маленькую лодку и поплыл к Октавиану.

— Он очень болен, — добавил Канидий. — Я думаю, что его рассудок помрачился от лихорадки.

— Когда я видел его в последний раз, он был настолько слаб, что оказался не в состоянии отсалютовать мне. А теперь вы говорите, что он сам поплыл на лодке через залив?