Книга Вам - задание - Николай Чергинец

Славин улыбнулся:

— Ты что, дед, считаешь, будто власть мне совсем не доверяет? Я же как-никак почти целый год в партизанах был, да и время сейчас такое, что винтовка у каждого сторожа есть, а я хоть и маленький, но все же представитель государственного учреждения.

— Ну, раз дали, то и таскай ее по сеновалам, — согласился дед.

Славин выпил кружку хлебного кваса и вышел из хаты...

Лешик жил зажиточно, в большом доме. К нему примыкал громадный, на две половины, хлев. Дом и огород были обнесены крепким высоким забором.

Когда Славин разговаривал с односельчанами Лешика, то уловил одну характерную особенность — все относились к деду с каким-то почтением и даже с затаенным страхом. Старались о нем не говорить, а если Владимир осторожно и интересовался им, то отвечали уклончиво. Только в одной хате, расположенной на другом краю села, хозяйка с насмешкой сказала: «А чего ты, хлопец, по дворам мотаешься? Взял бы и закупил все, что тебе надо, у своего благодетеля — и делу конец».

Славин попытался осторожно выведать, что она имеет в виду, но хозяин цыкнул на жену, и та прикусила язык... «Нужно придумать предлог и снова поговорить с ней», — решил тогда Славин, прощаясь с хозяевами. Обо всем этом Владимир вспомнил, как только добрался до сеновала Лешика. Его внимание вновь переключилось на старика и Ядю, чье поведение, как он заметил еще сегодня утром, было совсем необычным. «Печь на ночь топят картошки в мешки насыпали. А что, если Федько в гости ввалится?» От этой мысли он беспокойно заворочался на сене. Через несколько минут поднялся на ноги, подошел к противоположной стороне сарая. Присел. Нащупал руками крышу, потихоньку выдернул несколько клоков соломы проделал небольшое отверстие для обзора. Показалось чуть освещенное окно в доме хозяина. Устроившись поудобнее, Владимир взглянул на часы. «Интересно, чем они сейчас занимаются? Должно быть, невестка блины печет, а старик табак крошит».

А в этот момент Лешик и Ядя укладывали в небольшую кадку сало, ровной стопкой сложили на лавке выстиранное белье. Потом старик поднял двадцатилитровую бутыль с самогоном, поставил возле дверей и ворчливо сказал Яде:

— Ты бы окно завесила, а то со двора как на ладони...

— Чего бояться?

— А этот сборщик? Может тихонько подойти к окну и все увидит.

— Надо это ему как собаке пятая нога. Храпит уже давно.

— Уж больно доверчивая ты... Не так он прост, как тебе кажется. Ядя не отвечая продолжала возиться у печи...

Прошел час. Наступила полночь, а в доме продолжало светиться окно. Славин уже успел заметить, что Лешик бережет керосин. Если, бывало, и зажжет лампу, то фитиль на самый маленький огонек поставит и через короткое время потребует, чтобы все домашние спать ложились. А тут уже за полночь, а свет все еще горит.

Владимир, стараясь не шуметь, спустился с сеновала. Он тихонько открыл дверь, вышел во двор. Не верилось, что уже осень — стояла теплая ночь.

Славин тихонько подошел к освещенному окну. Осторожно заглянул. Ядя стояла спиной к нему, что-то складывала в мешок. Старика не было видно, и Владимир сделал несколько шагов вправо, чтобы посмотреть на другую часть комнаты. Наконец он заметил Лешика. Тот надевал ватник. «Наверное, во двор выходить собирается? Надо спрятаться!» Владимир отошел от окна, перелез через невысокий забор, отгораживающий двор от огорода, притаился за кустом. В сенях скрипнула дверь, вышел Лешик. Постоял с минуту, очевидно ожидая, чтобы глаза привыкли к темноте, затем спустился с крыльца и повернул за угол дома. «Смотри-ка, не к калитке направился, а в огород!» — удивленно подумал Славин и тронулся следом.

Лешик подошел к плетню, облокотился, Славин залег метрах в десяти. Он понимал, что старик может услышать любое движение. А тут, как назло, захотелось чихнуть. Парень, кусая себе руки, тер переносицу. Вскоре по ту сторону плетня послышался негромкий настороженный голос:

— Это ты, батька?

— Я, Степан, я! Давно дожидаюсь.

— Как дела?

— Вроде тихо. Только вот не знаю, как тебя в дом звать. Моравский прислал одного постояльца.

— Какой еще Моравский? Это тот, что старостой был?

— Да, тот самый, бывший староста. Его не посадили. Наверное, не знают, кем он при немцах был. А постоялец этот по хуторам ездит, продукты выменивает для железной дороги. Спит, правда, на сеновале, но, того и гляди, в дом завалится.

— Да, хреновые дела. Тот ли он, за кого себя выдает? А вдруг легавый?

— Кто? Как ты сказал?

— Ну, из НКВД.

— Нет, вроде бы не похож. Прощупывал его...

— К Ядьке не пристает?

— Куда ему, молокососу! От роду годков двадцать, не более. Не думаю, что таких в ихнюю нэкэвэду брать будут. Но, как говорят, береженого бог бережет. Поэтому и боюсь тебя в хату звать.

— Так, говоришь, продукты скупает? Ты знаешь, это хорошо! Пусть собирает...

— Ты, что, Степан? Сдурел? Если в моем доме вы его хоть пальцем тронете, не сносить мне головы. Время-то военное. Начнут копаться, узнают, кто есть ты на самом деле, и тогда пиши пропало. Не забывай, что в округе тебя многие знают.

— Понимаю, батька, не учи. Пусть собирает свое продовольствие. Когда повезет, на дороге встретим.

— Это — другое дело. Когда уедет от меня, можешь поступать как хочешь.

— Что приготовил нам?

— Все, что в прошлый раз просил. Вот только патронов не нашел.

— Плохо. Патроны кончаются, и надо во что бы то ни стало добыть.

— Может, попробовать через пацана?

— Какого еще пацана?

— Да который у меня. Я заглядывал в его вещмешок. Там патроны от карабина. Не меньше сотни лежало.

— А он что — с карабином?

— Сейчас карабин дают любому сторожу.

— Сотня патронов — это маловато.

— Да не об сотне толкую. Если ему сказать, что, мол, есть люди, которые за три-четыре тысячи патронов три больших свиньи отдадут, то он задумается?

— А если спросит, что за люди?

— Скажем — жители отдаленных глухих хуторов. Занимаются охотой. Можно даже пообещать и дичи подбросить. Должен клюнуть.

— А что? Может, ты и прав. Тогда давай сделаем так. Утром, как бы между прочим, скажи ему, что ожидаешь в гости дальнего родственника, который, дескать, проживает на хуторе. Заодно потолкуй, чтоб он встретился со мной и поговорил о закупке харча. А я приеду завтра вечером, прощупаю его.

— А не опасно?

— Чем мы рискуем? Увидим, что заподозрил, — уберем, и концы в воду.

— Нет, нет. Только не в моем доме! — запротестовал старик.