Книга Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн

Арнольд пожертвовал собственной жизнью. «Сие есть тело мое», завещал он другим крэнкам в предсмертной записке. Ужасная пародия, осознал Дитрих. Не отыскав неуловимую кислоту, он отчаялся и отказался от борьбы. И все же у него оставалась, словно легендарный ящик Пандоры, одна шаткая надежда — Ганс и Готфрид смогут починить корабль и увезут пришельцев назад, к их небесному дому. Увеличение запасов нужного провианта давало больше времени для ремонта корабля. Алхимик сам не желал следовать тому, что считал необходимым, а потому избрал единственный путь из всех возможных ради спасения остальных.

И, получается, все-таки умер как христианин.

* * *

Всадник носил одеяние Страсбургского епископства; Дитрих наблюдал за его приближением с утеса, откуда открывался вид на дорогу, ведущую в Оберрайд. Ганс, предупредивший его, присел на корточки рядом, уцепившись каким-то образом за скалу так, что, хотя и свешивался далеко над обрывом, вниз не срывался, как сорвался бы человек. Другой центр тяжести, сказал он однажды Дитриху, продемонстрировав ему трюк с соломинкой, пфеннигом и чашей.

— Везет ли он постановление о твоем аресте? — спросил крэнк. — Мы будем сражаться, чтобы уберечь тебя от их рук.

— «Вложи меч в ножны», — почти инстинктивно продекламировал Дитрих. — Ваше нападение едва ли ослабит те страхи, которыми питаются они.

Ганс засмеялся и застрекотал в «рупор» предупреждение всем остальным.

Пастор увидел, как герольд свернул коня на дорогу, ведущую к церкви Св. Екатерины.

Оглянувшись, Дитрих осознал, что Ганс без единого звука исчез, в свойственной крэнкам жутковатой манере словно растворяться в воздухе. «Я должен держать гостя подальше от пастората», — подумал священник, ибо внутри дома лежал слабеющий Скребун. Дитрих подобрал рясу и оказался у тропинки одновременно с герольдом, заставив того резко остановиться.

— Мир тебе, посланец, — сказал Дитрих. — Какое поручение привело тебя сюда?

Человек бросил взгляд по сторонам, посмотрел даже над собой и запахнул плащ потуже, хотя день выдался теплый.

— Я привез бумагу от его высокопревосходительства Бертольда II, Божьей милостью епископа Страсбурга.

— Я и впрямь заметил его герб на твоем плаще. — Если они приехали за ним, то почему отправили только одного человека? Однако ж, если в послании есть приказ возвратиться в Страсбург вместе с гонцом, он послушно это исполнит. В далеких полях некоторые крестьяне замерли над пашнями, обратив взгляды к церкви. У подножия холма неритмичный стук молотка Ванды Шмидт стих, пока она наблюдала за разворачивающимися над ней событиями.

Герольд вытащил пергамент, сложенный в несколько раз, перевязанный лентами и запечатанный. Этот сверток он бросил на землю к ногам Дитриха.

— Прочтите это во время мессы, — произнес всадник и затем с некоторым колебанием добавил: — Мне надо объехать еще много приходов, и потому я был бы не прочь выпить кружку пива, прежде чем уехать.

Спускаться с коня человек явно не намеревался. Его лицо осунулось и казалось болезненным. Сколько приходов посланник уже объехал и сколько еще лежало впереди? Дитрих только сейчас заметил другие свертки в мешке гонца.

— Вы можете попросить коня у герра Манфреда, — сказал он, махнув рукой поперек долины.

Посланник ничего не ответил, лишь посмотрел на священника с подозрением. Дверь пастората заскрипела, со стрехи дома внезапно сорвалась птица, отчего лицо незнакомца исказилось от ужаса.

Но это оказался всего лишь Иоахим, несущий пиво. Наверное, подслушал у окна. Епископский слуга окинул Минорита подозрительным взглядом и презрительно усмехнулся:

— Неудивительно обнаружить здесь одного из них.

— Я мог бы смочить губку в котелке и предложить тебе пиво, настоянное на семени иссопа,[239]— сказал Иоахим, так и не дав всаднику выпить.

Герольд наклонился, выхватил чашу из рук монаха и, осушив ее до дна одним глотком, швырнул в грязь. Иоахим опустился на колени, чтобы поднять сосуд с дороги.

— Я оскорбил моего господина, — сказал он, — не предложив ему золотую чашу, унизанную изумрудами и рубинами.

На него не обратили внимания. Всадник указал на лежащий в пыли конверт:

— В Страсбург пришла чума.

Иоахим забыл подняться с колен, а Дитрих перекрестился и прошептал:

— Господи, помоги всем нам.

XXI

Июнь, 1349
Рождество Иоанна Крестителя. 24 июня

Месса Recordâre, Domine[240]была объявлена на девятый час, и церковь Св. Екатерины заполнилась любопытными жителями. Пришли все из замка и деревни, прилетели даже некрещеные крэнки, ибо все знали, что до пастора дошло какое-то зловещее известие. Манфред и его семейство, предупрежденные, встали в первых рядах, дабы подать пример. Дитрих служил литургию вместе с капелланом, отцом Рудольфом, тщеславным и надменным человеком, всецело поглощенным мыслью о своем высоком сане. Однако сейчас он смертельно побледнел и, подобно руинам римского храма, внушал жалость. Дитрих напомнил ему о словах Спасителя: «Я с вами во все дни до скончания века».

Епископское послание, оглашенное вслух, не сжимало сердца так, как скупые слова герольда. Пока лишь у нескольких жителей появились роковые отметины на теле; о бедствии, равном парижскому или, годом ранее, итальянскому, речи не шло. Однако всем приходам наказали подготовиться. Особые молитвы были испрошены за Страсбург — и за Базель и Берн, ибо, как стало известно, чума пришла в феврале в Берн и в мае в Базель.

При этом известии Анна Кольман в слезах бросилась на каменные плиты, и успокоить ее никто не смог.

— Бертрам! — кричала она. — Ах, Бертрам! Манфред, отправивший юношу в Берн, перенес известие стоически.

В этом смятении из дальнего конца нефа приползла крэнкерин Ильзе. Как и Скребун, она сильно ослабела, отказываясь пить эликсир, и передвигалась только при помощи странным образом устроенных костылей, но сейчас отбросила их, приблизилась к Анне на четвереньках и принялась ее пихать. Некоторые воскликнули от ужаса, посчитав это за нападение. Но Иоахим протолкался сквозь толпу и, встав над обеими, закричал, что так крэнки выражают ласку.

— Я знаю, какая фраза у тебя в голове, — сказала Ильзе Анне, ее слова разнеслись по упряжам тех, кто с ними пришел. — Я умерла, когда Герда убили. Но он пал при исполнении долга ради общего блага, и я увижу его вновь, когда моя энергия вступит в земли господина-с-неба. — Иоахим повторил эти простые слова веры для собравшихся прихожан. Те принялись одобрительно перешептываться и кивать головами, но Анна Кольман почти не обратила внимания на речь Ильзе.