Книга Последнее лето - Елена Арсеньева

Небось не столкнешься, коли встреч не ищешь! Русановы непытались увидеться с Лидией, потому что знать не знали о ее возвращении. Она жене могла простить обиду. Правда, на Олимпиаду ей не за что было обижаться, этоуж она просто злобствует (Лидуся ведь всегда была малость озлобленная, вотличие от очаровашки Эвочки и простодушной Оленьки). Пожалуй, кабы не просьбаИгнатия Тихоновича…

Олимпиада села, прижав к груди руки. Стоило ей начать думатьпро Аверьянова, как у нее стеснялось дыхание. Что ж он с собой сделал,страдалец? Как завершил свои счеты с жизнью? Дюков пруд близ Звездинки, вВерхней части, озера Мещерское, Баранцево и Круглое, неподалеку от Самокатскойплощади, все были уже обшарены на предмет обнаружения мертвого тела. Искали егои в сормовских прудах да озерах. Не нашли. Ну, надо думать, что Аверьяновправду написал в своей прощальной записке: уйдет-де в скит, там и будеткоротать два месяца, оставшиеся, по мнению врачей, ему до смерти. И то приписалеще, что два месяца – это небось слишком щедро, что покинет он сей мир кудараньше.

Уходя из мира, уходя из жизни, Аверьянов совершил поступок,который сегодня чуть с ума не свел Русановых, а буквально завтра, когда станетизвестен другим, сведет с ума Энск. Все свои деньги (два с небольшим миллионарублей в ценных бумагах, золоте и наличных деньгах) он перевел в собственном жебанке на счета, открытые им на имена Александры Константиновны и АлександраКонстантиновича Русановых. Отныне младшие Русановы сделались одновременнодержателями основных ценностей банка и владельцами его самого. Они дажеполучали право единовременного и полного изъятия денег и ценностей и закрытиябанка! На небольшое имение близ Балахны Аверьянов подписал дарственную семьепокойного брата. На имя Марины была переписана купчая на землю, на которойстоял дом на улице Студеной, ну и бумаги на право владения самим строением,конечно. Оставлена была в банке (отныне принадлежащем брату и сестреРусановым!) и небольшая сумма, из которой Марине ежемесячно на протяжении пятилет должно было выплачиваться скромное содержание. Увеличить ее, продав дом,она не имела права без согласия новоявленных банкиров, потому что в банкесодержалась закладная как на дом, так и на землю. То есть продажа домабанковский капитал уменьшала и выводила из оборота очень крупную сумму. Невсякий согласится! То есть выбора у Марины не оставалось: жить – живи сколькохочешь. Продать – не моги.

Честно говоря, Олимпиада Николаевна не больно-то разбираласьво всем этом финансовом крючкотворстве. Однако Константин, долго изучаядарственные бумаги, сказал: все оформлено так, что не подкопаешься даже при желании!Для оформления Аверьянов обратился к лучшему нотариусу, обойдя Русанова. Оно ипонятно – хотел до времени сохранить секрет. Наверное, опасался, что КонстантинАнатольевич станет возмущаться, протестовать…

Олимпиада Николаевна, между прочим, в том очень сомневалась.Разве что для виду Константин потрепыхался бы, а на самом деле… Нет, ну кто вздравом уме и твердом рассудке откажется от двух миллионов, которые отнынебудут принадлежать твоим обеспеченным, но далеко не богатым детям?! А вестницейэтой новости Аверьянов выбрал Лидию… Что за чудеса, что за непонятности!

Нет, как все-таки неприятно в жизни устроено: в каждой бочкемеда непременно есть своя ложка дегтя. Ну чего бы стоило Игнатию Тихоновичуустроить все как-то поделикатнее? Зачем, скажите на милость, непременно нужнобыло Лидию вмешивать? Прислал бы Константину бумаги через своего поверенного…Или он непременно желал примирения в дорогом ему семействе? Но какое же тутмогло быть примирение? Лидия выполнила свою роль, принесла благую весть – ивсе, больше некогда близким людям делать друг с другом рядом нечего.

Какое счастье, что она оказалась весьма тактична, не сталазатягивать визит и уехала обратно в свое Сормово, сославшись на поздний час!Разумеется, Олимпиада Николаевна усиленно зазывала сестру приезжать в любоевремя, когда ей заблагорассудится, ну а Лидия так же усиленно приглашала вгости в Сормово, однако та и другая отлично знали, что родниться не станут и вгости друг к дружке бегать (вернее, ездить) не будут.

Спасибо, конечно, Игнатию Тихоновичу: он снова свел Лидию иРусановых, ну а сделать большее было уже не в его силах. Чужие люди, что иговорить!

Итак, размышляла Олимпиада Николаевна, Сашенька – по выходезамуж, Шурка – по достижении совершеннолетия (через шесть лет) сделаются оченьбогатыми людьми. Пока же предстояло жить как прежде, и Константин Анатольевич,быстрее всех оценивший случившееся, вообще предложил молчать, никому ничего неговорить о внезапно привалившем богатстве. Тем более что досталось оноРусановым в обход, так сказать, законной аверьяновской наследницы… Любой икаждый теперь может бросить в адрес Русановых: Маринку, мол, обобрали!

Да ведь они не знали! Даже не подозревали!

Можно, конечно, отказаться… Или нельзя? Нет, кажется,нельзя: право полного распоряжения капиталами начинается для Саши именно со днязамужества, а для Шурки – с совершеннолетия. При всем желании ничего для Мариныне сделаешь!

Почему так поступил Аверьянов? Почему обобрал родную дочь?За что так наказал?

Олимпиада Николаевна открыла глаза и сердито посмотрела налунный луч, который назойливо льнул к лицу.

– Да не знаю я! – сказала ему сердито, как живому,приставучему существу. – Не знаю, не понимаю ничего! – И отвернуласьк стенке, зажмурилась изо всех сил: – Все, спать! Спать!

Уснула она, конечно, только под утро и все бока отмяла,ворочаясь.

Конечно! Разве от таких новостей уснешь?!

* * *

...

«Петербург. В светских кругах произвел сильное впечатлениеслух о том, что И.Л. Горемыкин при обсуждении законопроекта о городскомсамоуправлении в Царстве Польском выступил в защиту польского языка».

...

«Наследник цесаревич назначен шефом казачьего полка».

Санкт-Петербургское телеграфное агентство

...

«Обсуждая вопрос о локаутах и забастовках, мы находим, чтозло коренится в полной неразработанности рабочего вопроса. Следует, вчастности, помнить, что заводы, где так процветают забастовки, принадлежат вбольшинстве случаев иностранным капиталистам, руководятся иностраннойадминистрацией, а рабочие – русские, к интересам и нуждам которых иностранцыглубоко равнодушны.

Не следует забывать, что общий лозунг нашей промышленности впоследние годы – искусственное сдерживание развития производства в целяхдальнейшего взвинчивания цен на произведенные предметы. Кому-то выгодно забастовочноедвижение, кто-то на нем выигрывает!»

«Новый экономист»

* * *