Книга Смута. Том 2 - Ник Перумов

тут толк? – развёл руками Жадов. – Не грусти, не в чем тебе себя винить. Молодая, красивая, эх!..

– Ну, молодая, ну, красивая, – Даша перестала всхлипывать и явно ожидала продолжения.

– Вот что, – решительно сказал Жадов. – Никуда я тебя не отпущу. Я теперь на «Русском Дизеле» мастер, да ещё и в рабочем контроле состою, в профсоюзе. Идём, у меня остановишься. Дух переведёшь, осмотришься. Тогда и решишь, что делать. Может…

– Да? – заглянула ему в глаза Даша.

– Может, и заметишь кого другого… не хуже Яши… –   и он покраснел, словно мальчишка.

Даша отвернулась. И тоже кивнула, быстро-быстро, словно боясь, что он передумает.

…На свадьбу собрались все александровцы. Вся первая рота – навечно первая; все, кто остался в живых. Служба была в только что отремонтированной корпусной церкви; стояли изрядно поредевшие шеренги александровских кадетов, и отец Корнилий, совсем не по чину смахивая слезу, венчал молодых.

И над целым генерал-майором Константином Сергеевичем Аристовым венец держал вчерашний его ученик, Фёдор Солонов. А над Ириной Ивановной Шульц – её верная Матрёна, тоже проплакавшая всю церемонию.

Не по правилам, не по чинам – мальчишка с погонами поручика и вчерашняя кухарка; да только с ними пройдено столько, что и сказать нельзя.

Стоят и родители невесты. Крестьяне деревни Глухово не дали разорить скромный «барский» дом наехавшим из города «революционным рабочим» (а в реальности – обычным погромщикам). Ивану Ивановичу Шульцу уже семьдесят четыре, матери, Марии Егоровне, пятьдесят восемь. Тоже плачут.

Отца поддерживают младшие братья Ирины Ивановны, Михаил и Дмитрий. У Дмитрия левая рука до сих пор на перевязи, у Михаила нет правой ноги ниже колена – оба брата воевали в деникинской дивизии.

Стоят и Севка Воротников с молодой женой Ксенией, стоит Лев Бобровский, что смотрит на брачующихся с какой-то странной завистью. Стоят Лиза Корабельникова и Зина Рябчикова, держатся за руки и тоже, кажется, плачут.

Отец Корнилий вершит службу.

– Имаши ли, Константин, произволение благое и непринужденное и крепкую мысль пояти себе в жену сию, Ирину, юже зде пред тобою видиши?

– Имам, честный отче, – отвечает Две Мишени.

– Не обещался ли еси иной невесте?

– Не обещахся, честный отче.

– Имаши ли ты, Ирина, произволение благое и непринужденное, и твердую мысль, пояти себе в мужа сего Константина, егоже пред тобою зде видиши?

– Имам, честный отче, – твёрдо звучит голос Ирины Ивановны.

– Не обещалася ли еси иному мужу?

Фёдору кажется, что чуть-чуть дрогнул голос невесты:

– Не обещахся, честный отче.

– Благослови, Владыко! – гудит низким басом диакон.

– Благословенно Царство Отца и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков!..

– Аминь! – возглашает хор.

Фёдор Солонов держит венец и очень хочет думать, что всё уже кончилось. И что всё ещё только начинается.

– Ты, Юля, с ума сошла.

– Точно сошла.

– Абсолютно точно.

Стас, Паша и Михаил сказали это почти в унисон.

– А что ещё делать? Вы большие, взрослые – делать-то что?

Стас почесал затылок, Михаил вздохнул. Паша барабанил пальцами по столешнице.

– Только осторожнее.

– Мы тебя прикроем.

– Не только у Никанорова огнестрел сыщется.

Конечно, Юлька ужасно трусила. Но с другой стороны, что ещё можно сделать?

Две копейки послушно провалились в щель телефона-автомата.

– Дядя Серёжа? Вы меня искали?

– Юля?!

– Это я, да. Вы меня искали? Зачем?

– Юля, ты где?

– На улице. Я из автомата звоню.

– Юля, нам надо поговорить.

– Так я и звоню. Давайте говорить, дядя Серёжа. Просто я знаю, чем вы заняты были. И куда пропадали. Потому что я там тоже побывала.

Тишина в трубке.

– Дядя Серёжа?..

– Так ты всё знаешь?

– Всё знаю. И ещё много чего.

– Например?

– Не по телефону, – очень взросло сказала Юлька, и Стас яростно закивал.

– Я за тобой приеду! Куда?..

Юлька назвала адрес.

Теперь оставалось только ждать.

…Дядя Серёжа не подвёл. Прикатил быстро, в своём «Москвиче-408», распахнул дверцу.

– Садись. Поедем. Где твои… гм… опекуны?

– Ушли, – неопределённо ответила Юлька. И сразу же взяла быка за рога: – Дядя Серёжа, я знаю, у вас тут машина стоит. Отвезите меня туда, и я вас смогу провести и обратно вернуть. И притом «там» никакой машины мне не потребуется. И обратно нас не вынесет, если мы не захотим.

Сам Никаноров выглядел плохо, так, словно не спал несколько ночей. Щёки и подбородок заросли щетиной, глаза красные.

– Я могу провести туда кого угодно. И вернуть оттуда в ту же секунду, что здесь была.

– Врёшь, – прохрипел Никаноров.

– Не вру, – обиделась Юлька. – Поедемте, я всё покажу!

Никаноров зло поглядел на неё и с хрустом врубил первую скорость.

– Да, и я знаю, что в 1915-м вас побили, – выпустила Юлька парфянскую стрелу. – Белые Питер взяли. Царь вернулся.

Дядя Сережа дёрнулся, как от удара.

– Мы ещё всё поправим, – прошипел он. – Мы, истинные коммунисты!..

Крутанул руль, вдавил педаль газа.

И разумеется, не заметил, как следом за ним двинулась «Волга» профессора – ключи он оставлял своим ученикам.

…Поехали. Тоже за город, но не по Приморскому шоссе, а к Ладожскому озеру.

– А далеко нам? – забеспокоилась Юлька. – Я ж вернуться должна вовремя!..

– Не волнуйся, вернёшься, – сквозь зубы пообещал Никаноров.

И в самом деле, ехали относительно недолго, всего лишь до Всеволожска, там дядя Сережа свернул с шоссе и запетлял по окраинным улочкам, остановился возле совершенно неприметного домика в три окна.

– Сюда.

– А вас, дядя Серёжа, ка-гэ-бэ искало, – не без злорадства сообщила Юлька.

– Знаю, – буркнул тот. – Ну, заходи, чего встала? Показывай, уж раз напросилась!..

И тут Юлька вдруг подумала, что, раз Никаноров показывает ей самое своё драгоценное, свою собственную машину, значит, он уверен, что она, Юлька, никому ничего о ней не расскажет.

В животе похолодело.

Внутри всё оказалось очень просто, очень бедно и очень неухоженно. Стоят вдоль стен три раскладушки, кое-как прикрытые старыми одеялами. Под потолком висят голые лампочки на проводах, даже без абажуров. На полках – технические справочники.

В доме были люди, только сейчас они явно попрятались. На столе расстелена газета, видны мокрые следы от кружек с чаем, разбросаны крошки, лежит даже кухонная доска. Юльке казалось, она чувствует троих, неведомо как, но чувствует.

Это плохо. Стас, Михаил и Паша на такое не рассчитывали. А у Никанорова, оказывается, тут постоянная не то охрана, не то дежурство… Ой, мамочка, что же делать?

– Сюда. – Раскрылась узкая дверь в подпол.

Коленки у Юльки начали дрожать. Сейчас её смелый план уже не выглядел таким уж разумным.

В подвале и впрямь отыскалась машина, огромная, раза в три больше той, что стояла в лаборатории.