Книга Обратная сторона Истока - Екатерина Шашкова

Он поцеловал эту морщинку, ощутил вкус пота и запах гари. И дрожь.

Алину трясло. Вряд ли от холода, в пещере было довольно тепло. Но Долан всё равно стянул куртку, укутал в неё девчонку, прижал к себе.

— Я идти не могу, — шёпотом созналась она ему на ухо.

Он без вопросов поднял её на руки, обернулся на Яну.

Королева встала сама, подошла к роднику, зачерпнула ладонью воду и замерла, наблюдая, как она просачивается сквозь пальцы и утекает обратно. Зачерпнула ещё раз, принесла Долану, протянула. Он послушно выпил, получился всего-то глоток.

— Зачем это?

— Потому что ты устал и хотел пить, — объяснила Яна. — Пойдёмте, вам пора. Людям нельзя здесь долго находиться.

Себя она человеком, похоже, уже не считала.

Она и не выглядела человеком.

Долан подумал, что зря просил Ракуна раздобыть приличный фонарь. Теперь он Яне, наверное, не понадобится. Теперь она сама себе источник света.

Вереница тоннелей запомнилась плохо, коридоры управления — ещё хуже.

Сколько времени заняла дорога? Наткнулись ли они на кого-то по пути? Что подумал этот кто-то? Мысли путались, реальность мелькала в голове хаотичными вспышками.

Перед выходом из катакомб Яна натянула капюшон до самого носа и закрыла глаза, что нисколько не мешало ей ориентироваться в пространстве. Но когда Долан осторожно опускал Алину на диван в кабинете, королева стояла рядом уже в маске — совершенно глухой, не пропускающей свет изнутри и любопытные взгляды снаружи.

Долан так и не понял, где она её раздобыла и когда успела надеть.

— Почему ты не вылечила ногу, когда могла? — Из-за маски голос Яны казался странным, чуждым. Цера, заслышав его, зашипел и вздыбил шерсть на загривке.

— Не подумала. Не до того было. — Алина потёрла коленку, поморщилась. — И вдруг бы я потратила силы на себя, а их бы потом не хватило, чтоб удержать взрыв?

— Если хочешь, я могу давать тебе свою кровь. Иногда. Если понадобиться. — Тональность голоса снова изменилась. Теперь он намного больше напоминал обычный женский.

— Не стоит. Достаточно того, что есть. — Алина вытащила из кармана кольцо с зелёным камнем, надела. Осторожно пошевелила пальцами, заново привыкая к ощущениям. — Магия Устья — не та сила, на которую можно полагаться. Мой дядя правильно говорит — проблем от неё больше, чем пользы. Да и Истоку больно, когда её кто-то использует слишком близко.

— Больно, — спокойно подтвердила Яна. — Но если будет очень надо, я потерплю.

— Только если будет очень-очень надо. Но спасибо за предложение. И вообще спасибо, за всё. Вам обоим.

Последнюю фразу Долан не понял. И не был уверен, что хочет понимать.

— Мне пора идти. — Королева развернулась к выходу. — Провожать не надо, сама доберусь. Если что, вы знаете, где меня найти.

Дверь хлопнула — и из Долана будто выдернули последний стержень, на котором держались остатки самоконтроля. Он видел перед собой лицо Алины — но ничего кроме. Только туманная пелена, гул в ушах и дикое, нечеловеческое желание снова коснуться её, убедиться, что всё в порядке, прижать к себе и не отпускать. Никогда и никуда больше не отпускать.

Но так же нельзя!

Она же…

Нельзя!

Беспокойство, скопившееся за день, за неделю, за месяц, билось внутри, не находя выхода.

Долан отшатнулся от дивана, отвернулся к стене, чтоб не выдать эмоции выражением лица. Цапнул со стола кружку с остатками кофе — точно помнил, что она должна там быть — но промахнулся, сбил её на пол. Любимую Алинкину кружку.

Звон фарфора отдавался в душе такой болью, словно каждый осколок втыкали туда силой. Внутренний барометр захрипел и взорвался, не выдержав напряжения, дыхание перехватило, кабинет закрутился вокруг своей оси.

Всё закончилось. Всё хорошо. Она жива. Жива.

Но слова не приносили облегчения.

Наоборот, раньше можно было цепляться за необходимость идти и действовать, а сейчас, как только захлопнулась дверь, Долан почувствовал себя отрезанным от мира, от бесконечной череды событий, от самого себя. Тело существовало отдельно, мысли отдельно, и одно никак не хотело стыковаться с другим.

— Дыши!

В спину ткнулось что-то живое и тёплое. На грудь легли маленькие девичьи ладони.

Алина обхватила его руками, обняла, не давая упасть, или, может быть, пыталась не упасть сама. Долан не мог разобрать, но изо всех сил старался не свалиться.

Не сейчас. Не при ней. Ей и так стоять тяжело, нога болит.

— Алина… прошу… уйди!

— Кричи, — велела девушка.

— Что? — С вопросом вышли остатки воздуха. Лёгкие болезненно сжались, голова закружилась.

— Что хочешь. Ори, ругайся, матерись, частушки пой, только не молчи. Ты же не камень, ты человек, у тебя есть эмоции. Прекрати их в себе запирать! Кричи!

Сил думать и сопротивляться не было, поэтому Долан сделал единственное, что в таком состоянии мог — действительно закричал. Попытался. С трудом выдавил из себя какой-то странный, неестественный звук. Зажмурился, чтоб не видеть, как расплываются стены, вдохнул поглубже — и закричал снова. Без слов, без смысла, на одной ноте. И кричал, пока хватало дыхания и сил, пока крик не заглушил монотонный гул в ушах. Да и после пытался, но ноги всё-таки подогнулись и Долан рухнул на колени и раскашлялся.

— Полегчало? — спросила Алина, опускаясь рядом. Она всё ещё обнимала его со спины, так крепко, что под рубашкой наверняка остались синяки от пальцев.

Долан прислушался к себе. Внутри оказалось неожиданно ясно и тихо. Почти спокойно.

Зато в коридоре захлопали двери и послышались голоса коллег, взбудораженных воплем. Потом в двери осторожно постучали.

— У меня всё в порядке. Следственный эксперимент проводил, — хрипло гаркнул Долан, не дожидаясь, пока кто-то сунется проверить. И добавил, уже намного тише, только для Алины: — Спасибо.

— Не за что. Всё ещё хочешь, чтоб я ушла?

— Куда? Зачем?

— Ты только что просил, чтоб я ушла.

Да, точно, просил. Потому что…

— Боялся сделать тебе больно. Я слишком часто делал тебе больно. Я… наверное, просто не умею по-другому.

— Ты делаешь мне больно, когда пытаешься принимать решения за меня. И когда позволяешь каким-то дурацким нормам и правилам принимать решение за тебя. Ты прячешься за них, и сам не понимаешь, чего хочешь. А я хочу узнать тебя настоящего, живого, без этой вот шелухи дурацкой. Я хочу понять, чего ты на самом деле хочешь. Именно ты.

Дыхание Алины щекотало шею, ладони по-прежнему лежали на груди Долана — тонкая ткань рубашки совсем не казалась преградой. Он уже ничего не хотел, у него прямо сейчас было всё, что нужно.